Я жила обычной жизнью девочки-подростка – дом, школа, подружки, гулянки и мечты. Всё это было до того, как я встретила его. Он был прекрасен, красивое мускулистое тело, пронзительный томный взгляд, шелковистые волосы, нежные сильные руки, ах, что это был за парень! Вечно аккуратен, вечно красив, вечно мил, вечно молод. О нет, я не преувеличиваю, он был действительно вечно молод, он не старел. Он был вампиром, словно сошедшим со страниц модных книжек в мои объятия. Я влюбилась с первого взгляда, и я больше не смогу никогда полюбить другого. Он понимал меня без слов, носил на руках, рассказывал дивные истории своей жизни. Ему было множество сотен лет, а он был словно двадцатилетний парень. Я жила с ним словно в сказке, я бросила учёбу в университете, жила у него. Он мог себе позволить жить красиво и всячески ублажал меня. Нет, мне не нужна была эта красивая роскошная жизнь, мне нужен был лишь он. Как говорят, с милым и в шалаше рай, я также считала. Я запомню на всю жизнь наши прогулки под луной, страстные поцелуи и объятия в тёмном зале кинотеатра на местах для поцелуев, лепестки роз повсюду, завтрак в постель, это было незабываемо. Я была самой счастливой, ведь после всех этих фильмов и книг о вампирах любая девушка моего возраста, да просто любая девушка хотела бы именно такой жизни, такой любви, такого чуда.
Но ничто не вечно, и моё счастье закончилось – он исчез. Он пропал также внезапно, как и появился в моей жизни. Он оставил лишь краткую записку «Прости, так надо». А я была на него и не зла. Ведь я любила его больше всего на свете, и если ему надо было исчезнуть, то я была обеими руками за это, ведь я желала ему только добра. И я вновь зажила обычной жизнью – восстановилась в университете, вернулась к родителям. Вскоре все знакомые перестали спрашивать о том, где я была и с кем, всеми забылась эта история. Всеми, кроме меня. А вскоре произошло еще одно чудо – я узнала, что беременна. Единственным парнем в моей жизни был ОН. Он утверждал, что у нас не может быть детей, ведь он не живой, а я не верила. Я хотела жить счастливой семьёй – я, он и наш ребёнок. Так если нам не суждено быть вместе, так хотя бы наш ребёнок будет мне утешением и напоминанием о большой и чистой любви. Я оставлю ребёнка в память о нём. Ведь я его люблю.
И я была счастлива, вынашивая его ребёнка. Но весь мир словно ополчился на меня, родители не понимали моего счастья, кричали, чтобы я сделала аборт. Но как я могла убить его подарок?! И тогда я ушла из родного дома. Я начала снимать квартиру на краю города в спальных кварталах. Подруги недоумевали, они считали меня дурой, решившей оставить ребёнка, называли меня за глаза шлюхой, пустили слух, что я беременна от наркомана. И я отказалась от них. На шестом месяце мне пришлось бросить колледж, не имея никакого дохода, я не могла платить за квартиру, и хозяйка выгнала меня на улицу. Как хорошо, что летом у нас тепло даже ночью. Я сидела на крыльце церкви, побиралась. Когда подошёл пастор, ласково погладил по голове, отвёл меня в храм и накормил. Он позвонил какому-то своему другу, и меня устроили в ночлежку. Там было грязно, на полу были навалены старые вонючие матрасы, на которых лежали бездомные, проститутки, ушедшие от своих сутенеров, алкоголики, пропившие всё на свете и наркоманы, воющие от ломки. Жужжали гадкие мухи, с потолка свисали клейкие ленты, стены изрисованы. От этого вида становилось тоскливо от безысходности. Но главное, что была крыша над головой и кормили три раза в день. Еда была жуткая, хотя мне повезло. Местный фельдшер, старик лет шестидесяти, обследовавший меня по прибытию, благодаря моему положению поселил меня в своей комнате. У доктора было проведено электричество, в остальных же комнатах было темно, окна были забиты ржавыми листами жести, а свет проникал лишь через маленькие дырочки в ржавчине. Поэтому некоторые бездомные, чтобы было хоть что-то видно, зажигали огарки свечей, изымаемые сторожем ночлежки при обнаружении, так как здание было ветхое, и пожар был более чем вероятен. Доктор относился ко мне ласково, как к собственной дочери. Он был очень набожным человеком и часто молился, я слышала, что он молится за здоровье меня и моего ребёнка. Однако он относился ко мне с некой опаской, точнее не ко мне, он будто чувствовал что-то, что исходило от моего еще не родившегося ребёнка, когда он обследовал меня, он всегда молился и крестил мой живот. По вечерам мы разговаривали, он спрашивал меня о моей жизни или рассказывал интересные истории. Он был очень умный, и я с интересом его слушала.
Как-то он сел рядом со мной, обнял и заплакал.
- Daemonium, - приговаривал он. – Обесчестил и бросил с ребёночком на произвол судьбы. Daemonium!
Я не понимала, что значит это слово, но я с уверенностью могла сказать, что мой милый желал мне только добра, но рассказать всю правду я не могла. Я не хотела напугать старика, не хотела, чтобы и этот добрый человек отвернулся от меня.
Когда это случилось, я гуляла по парку рядом с ночлежкой, где с деревьев золотым дождём падали листья. Внезапно я почувствовала резкую боль, от которой мутнело в глазах, я опустилась на колени, в глазах летали «мушки», на меня надвигалась пустота. Ко мне подбежали какие-то люди, что они говорили, я не слышала.
- Врача, врача, - пролепетала я и провалилась в холодную липкую тьму.
Очнулась я уже в больнице. Надо мной склонились несколько докторов и медсестёр, я лежала на операционном столе в белой больничной рубашке. Когда я открыла глаза, один из докторов склонился надо мной и прошептал:
- Не волнуйся, всё будет хорошо.
Я сразу узнала его, это был доктор из ночлежки, и мне сразу стало спокойно и хорошо. В операционной остались доктор и две медсестры. Я тужилась, как они просили, но вдруг почувствовала резкую боль, я не могла сдерживать себя, и крик вырвался из моей груди. Крик был словно нечеловеческим, это невероятно, но я чувствовала, как будто кто-то рвал мои внутренности. От моего крика боль усилилась, и вновь перед глазами всё темнело. Внезапно всё стихло, я тяжело дышала, было холодно от пота, покрывшего всё тело.
- Что это было? – спросила я и вновь закричала от ощущения, что кто-то грызёт меня изнутри.
Глаза доктора расширились, он выронил из рук скальпель. Наверное, я не забуду никогда эту зловещую тишину, а потом звук скальпеля об пол и снова ужасающая боль.
- Матерь Божья, посмотрите, в ней шевелится что-то мощное! – закричал доктор.
Мой живот надулся еще больше и ходил ходуном, будто кто-то хотел из него вырваться наружу. Я почувствовала солёный привкус на губах – кровь подступала ко рту. Лопались сосуды в глазах, они наливались кровью.
- Вырежьте ЭТО из меня! – не выдержала я. – Вырежьте!
Мне уже не казался этот ребёнок подарком, лишь проклятием, в сознании возникало лицо любимого, его глаза были налиты кровью, добродушная улыбка сменилась звериным оскалом.
- Зачем ты так со мной? – прошептала я. – Я же люблю тебя.
И все померкло. Живот надувался всё больше, доктор решился на крайний шаг. Аппараты пищали навзрыд.
- Вколите ей пару кубиков адреналина, - приказал доктор плачущим медсестрам. – А я сделаю кесарево.
Он осторожно сделал надрез на животе и вдруг этот кожный пузырь лопнул. Писк аппаратов отбил по ушам доктора. Кровь стучала в висках. Из чрева девушки показались руки плода, противные, с облезающей кожей когтистые конечности. Плод вставал на ноги. Он был словно выходец из самых страшных ночных кошмаров. Маленькая голова без ушей, носа, с чёрными глазами. Существо открыло рот, в котором были острые зубы. Оно выело внутренности бедной девушки, по розоватой коже существа текла кровь матери.
- Daemonium! – закричал доктор. – DAEMONIUM!
Существо прыгнуло на одну медсестру, в момент перегрызло ей горло, вторая упала замертво, потеряв сознание.
- Изыди дьявол, - шептал доктор. – Изыди.
Существо издало ужасающий крик и выпрыгнуло в окно, разбив стекло.
