- Уверен, что это здесь? - спрашиваю у Лёхи. Он кивает, стараясь под напускной храбростью скрыть дикий испуг. Ему не больше моего хочется находиться здесь сегодняшней ночью. Но он идёт, потому что считает, будто ДОЛЖЕН идти. А я иду за компанию, пытаясь хоть как-то поднять его упавшее ниже плинтуса настроение.
- Я не знаю, кто сказал тебе про это место, - начал я. - Но зато вижу, что ты забыл дорогу.
- Ничего я не забыл, - огрызнулся Лёха. - Просто дух перевожу, попробуй сам его тащить.
- Ага, сейчас же, - я улыбнулся и продолжил. - Это чисто твоё дело, я тут левым боком.
- Тогда нахрена со мной пошёл? - Лёха запыхтел и продолжил путь, волоча за собой огромный мешок.
- Присмотреть за тобой, не дай Бог глупостей наделаешь...
- Я всё продумал, - он бросил на меня быстрый взгляд. - Оно за теми холмами, уже близко. Всё будет чики-чики.
- Ну ни фига себе близко, - я прищурился, пытаясь в лучах заката определить хотя бы примерное расстояние до холмов. - Как минимум часа три топать.
- Спасибо, Капитан Очевидность, - буркнул он. - Тебя никто тут не держит. Я и один справлюсь.
- Ты? - меня пробило на смех. - Ты хоть когда-нибудь с чем-то справлялся удачно, без побочных эффектов? Нет уж, ты как-никак мой друг. Если брошу тебя - потом жалеть буду. Оно мне надо?
- Под благородного героя косишь, - ухмыльнулся Лёха. Он устал, я это вижу, но самому прикасаться к этому проклятому мешку мне не хочется. Я отлично знаю, что он в нём тащит, и это знание мне не даёт покоя.
Мы шли по тёмному лесу ещё минут десять, не разговаривая, выбрались на широкое поле, покрытое сухой травой. Затем остановились передохнуть у поваленного дерева, обросшего тёмно-зелёным мхом. Лёха тяжело плюхнулся на ствол, закрыл руками лицо и сидел так минут пять. Я деликатно молчал.
- Никогда бы не подумал, что до такого дойдёт, - наконец произнёс мой друг. - Если бы я знал... - Он помотал головой. - Дай сигаретку, Антоха...
Я достал пачку "Кента" из заднего кармана и бросил ему. Он поймал, неловко, чуть не упустив, слегка подрагивающими руками достал одну сигаретку, сунул в рот. Я протянул ему зажигалку, он извлёк из неё пламя лишь с четвёртой попытки.
- Блин, я весь на нервах, - попытался он улыбнуться, но улыбка вышла смазанной и какой-то больной. - А ты спокоен, как мёртвый мамонт. В чём секрет?
Улыбаюсь.
- Я стараюсь не думать о содержимом мешка, - подмигиваю Лёхе. - Но всякий раз, как он натыкается на кочку и я слышу этот хлюпающий звук, у меня возникает в памяти тот момент, когда мы...
- Не надо, - отрезает Лёха. - Не напоминай. Я просто постараюсь забыть тот день.
- Хорошо, - закуриваю сам. Тёплый дым наполняет лёгкие, страхи отступают... Ну, по крайней мере, от меня. А Лёху всего трясет. Руки сцеплены и трясутся, спина согнута, как у старого деда... И то ли плачет, то ли пытается засмеяться. Мне и больно видеть его в таком состоянии, и одновременно жутко. Наконец, я не выдерживаю.
- Ну хорошо, давай с самого начала, Лёха. Что именно тебя гложет?
- А то сам не знаешь? И вообще - я же сказал, что не желаю об этом говорить.
- Мне плевать, что ты там не желаешь. Я же вижу, что тебе нужна помощь.
- Пошёл ты, никакая помощь мне не нужна! - Он вскакивает с дерева, сигарета падает на землю. - И знаешь что, Антоха, это всё вообще-то из-за тебя случилось! Так что можешь дальше не идти со мной, а лучше молись, чтобы у меня всё получилось! Тогда твоя душонка чище станет, верно?
Он снова ухватил мешок и потащил дальше по полю. Я остался стоять на месте, немного прибалдевший. Раньше Лёха никогда так со мной не разговаривал, я даже слегка обиделся. Но самым ужасным было то, что Лёха сказал правду. Чистую правду. Во всей этой истории моей вины было побольше, чем его. Идея того, что мы сделали, принадлежала мне. А вот в жизнь её претворил уже Лёха.
Я неспешным шагом, не выпуская изо рта почти истлевшую сигарету, иду за Лёхой. Но я мгновенно забываю обо всём вокруг. В моей памяти стоит лишь тот далёкий день...
Всё началось с того, что в один прекрасный день мы с Лёхой пошли к его бабуле. Она который год просит ей чердак разобрать и весь ненужный хлам с него вытащить. А у нас только сейчас до этого руки дошли. Да и то, мы бы предпочли целый день боулинга и развлечений, но клуб закрыли в этот день, и, чтобы не слоняться без дела, Лёха предложил пойти к его бабушке и наконец подсобить ей.
Чердак был захламлен донельзя. Чего там только не было - всякой старинной дребедени бы музеев на десять хватило. Лёхина бабуля говорила, что дом настолько старый, что в нём даже крысы стесняются селиться, и смеялась своим беззубым ртом так громко, как будто только что отмочила великолепный анекдот. Ну а вообще, судя по её словам, хлам на чердаке скапливался в течение нескольких веков. Самым интригующим фактом было то, что в двадцатом веке здесь жил немецкий учёный с семьёй, настолько свободно владевший русским языком, что никто из деревенских распознать в нём иностранца не мог. Неизвестно, чем он занимался, но в одном из сундуков мы с Лёхой нашли кучу записей и лабораторные инструменты. Записи мы разобрать так и не смогли - не сильны в немецком - зато все принадлежности мы успешно расколотили, пока спускали сундук вниз, хотя изначально собирались их сдать в какую-нибудь школу для уроков химии.
И тут всё и случилось. На одном из листков я обнаружил кое-какую любопытную заметку, написанную на русском аккуратным, красивым почерком.
"Образец №56. Недопустимо использование или перенос. После изучения уничтожить". Там что-то ещё было написано, но я не дочитал.
И тут мною овладела жажда узнать, что это за образец такой, к тому же, я вспомнил, один из сундуков, которые мы уже спустили вниз, был маркирован номером "56". Я показал записку Лёхе, и вместе мы принялись колошматить сундук чем попало. А он крепкий был, гад, да ещё и размерами нас обоих превосходящий. Ну, мы его обратно наверх затащили и из окна сбросили на груду камней. Замок отскочил, и мы увидели, как из сундука что-то выпало. Продолговатое и завернутое в ткань. Спустились снова, нашли этот свёрток и в дом затащили. Ещё пока несли, почувствовали, что он человеческое тело по форме напоминает. В общем, мы не ошиблись. Но то, что мы увидели, нас просто поразило. Мы-то ожидали увидеть истлевший скелет, а взамен из раскрытой ткани на нас глядела симпатичной наружности девушка, абсолютно обнажённая. Ну, мы с Лёхой сначала просто охренели от таких раскладов. Он начал вопить, мол, как она умудрилась сохраниться столь долгое время, наверное, тряпки были чем-то пропитаны, схватил одну и начал её нюхать. Если бы не распахнутые глаза этой девушки, смотрящие прямо в душу, я бы даже посмеялся над обескураженным Лёхой, хоть и сам был поражён находкой.
Оба в шоке, ничего не понимающие, мы вытащили остатки барахла с чердака и отправили их с соседом Иванычем на его "Камазе" к ближайшей свалке. Лёхина бабушка нам пирожков притащила гору, молока, и мы с товарищем перешли в одну из спален, куда предварительно перетащили девушку. Пульса у неё не чувствовалось, сердце не билось, и всё же... На её лице царила не мертвенная бледность, а яркие краски и румянец. Лёха уже собирался звонить в полицию, и я не собирался ему мешать, но тут бабуля его заходит в комнату с бумажкой в руке и кричит, увидев голую девку и нас, склонившихся над ней. Видимо, она решила, что мы собрались, вульгарно выражаясь, отжарить её "бутербродом", поэтому прикрыла глаза рукой, перекрестилась и положила бумажку на комод.
- Вы там записочку забыли, - пробормотала она и вышла из комнаты.
Мы смутились, конечно, но сейчас другое нас волновало. Я вспомнил, что не дочитал записку, и теперь обратил внимание на последнее предложение.
"Настойка боярышника - и Малышка живёт!". Вот что там было написано.
Лёха пожал плечами и отправился за настойкой боярышника - она имелась в сельской аптеке. Я же задумался. Кем был учёный, создавший эту девушку? Почему настойка боярышника? Она что, оживит эту зрячую куклу? Впрочем, на тот момент я решил, что это невозможно.
Когда мой друг вернулся с бутылочкой настойки (его бабуля кричала ему вслед: "Только не пей её, Алёшенька!"), то его разобрали сомнения. Он наотрез отказывался давать её девушке, говорил, мол, случится что-то дерьмовое, и он был прав.
Но Лёха всё же был не самым упорным человеком, и за час долгих переговоров с пирожками и молоком я сумел убедить его влить девушке в приоткрытый рот каплю настойки.
- Если ничего не случится, - говорил я, - то мы выкинем её на свалку к остальному хламу. Обещаю.
Лёха ещё поупирался для вида, но сдался, и я с видом торжествующего победителя откупорил настойку и вылил в рот бедняжке чуть ли не всю бутылочку. Думаю, даже самый крепкий алкаш подавился бы таким количеством спиртного, но только не Малышка. Она тут же вскочила и первым, что она сделала, был поцелуй. Она так и впилась в лёхины губы своими, и того чуть не вывернуло. Думаю, его испугал не сам поцелуй, а запах боярышника, который источал рот девушки. Я обомлел и за картиной этой наблюдал с отпавшей челюстью. Вот тебе и Малышка. И что теперь с ней делать?
Когда она оторвалась от Лёхи, того слегка покачивало. Мы отбежали от Малышки на приличное расстояние и на всякий случай вооружились кто как мог - я схватил вилку, а Лёха - табуретку. Но Малышка агрессии не проявляла, а просто сидела на кровати и непонимающе глядела на нас. Вдобавок она спросила на чистом русском:
- Вы кто? Папа и мама?
Мы переглянулись.
-Нет, - покачал головой я. - Мы тебя просто нашли. Кто ты?
- Я - Малышка, - радостно объявила девушка и, внезапно, опустившись на четвереньки, поползла к нам. Я ожидал нападения и уже, приняв героическую стойку, занёс своё страшное орудие - вилку, но Малышка лишь обняла нас с Лёхой за колени, меня за левую, Лёху за правую и довольно замурлыкала:
- Значит, вы - друзья! Друзья! Друзья!
Она так громко вопила, что дверь опять приоткрылась, и в неё заглянула бабуля, а с ней закончивший свою работу Иваныч. Какова же была их реакция, когда они узрели нас, стоявших к ним спиной, а перед нами на коленях сидела голая Малышка!
Иваныч и бабушка мигом исчезли, на этот раз крестилась уже не только бабуся, но и вспотевший бородатый водитель "Камаза".
Прошёл час. Мы заперли разбушевавшуюся Малышку в шкафу, и, похоже, она там уснула.
- Что дальше? - спросил Лёха. - Куда её девать?
- Думаю, ты знаешь, - улыбнулся я. - Ты ведь сюда приехал на всё лето?
- Да, но... Стоп. Ты хочешь, чтобы она жила здесь?
- Не просто здесь, - я всё улыбался. - Ещё и с тобой.
-Ты свихнулся!
- Ну я же не могу её с собой увезти в общагу. К тому же, в полицию её сдавать бессмысленно - только представь, у нас с тобой тут в сундуке обнаружилась голая девушка - что они подумают? Уж лучше сначала разобраться, что она вообще из себя представляет, - попытался оправдаться я. К моему удивлению, Лёху долго уговаривать не пришлось. Расчухав что к чему, он уже не против был оставить девушку у себя.
А мне тем временем пора было ехать к себе. На прощание я дал ему простенькое поручение - разузнать у Малышки её настоящее имя и кто её родители. Лёха поскорее выпроводил меня из дома и вернулся к Малышке, даже не помахав мне на прощание.
Я уехал в общежитие, надеясь, что в моё отсутствие ничего плохого не случится.
И поначалу всё было спокойно.
Лёха позвонил мне к вечеру.
- Что такое? - недовольно спросил его я. У нас в общежитии как раз намечалась грандиозная игра в "бутылочку", и во время неё я и думать не думал о каких-то Лёхе и Малышке.
- Антоха, беда, - прошептал Лёха в трубку.
- Говори яснее, - заворчал я. - У меня тут тоже важные дела.
-Короче, Малышка... Она... опять окаменела.
Я призадумался. Окаменела...
- Там настойка в бутылочке ещё оставалась?
- Сейчас погляжу, - Лёха отлучился на минутку. - Да, на донышке плещется немного.
- Ну так дай ей.
- Хорошо, погодь минутку...
Я терпеливо ждал, пока он "заряжал" Малышку боярышником. Вскоре послышался её довольный крик "Ураааааа! Играааааать!" и лёхино сопение.
- Лёха, ты тут? - спросил я.
- Да, - ответил товарищ. - Слушай, и это мне теперь постоянно так бегать надо будет за настойкой?
- Похоже, что так. Я завтра приеду, хорошо?
- Хорошо, Антоха, только не клади трубку сейчас.
- Что такое?
- Как ты думаешь, ей в туалет надо?
- А ты как думаешь? - меня аж смех разобрал. - Выведи её в туалет, только приглядывай за ней.
- Так ведь она же...
- Девушка? Ну так за дверью постой. И вообще - найди ей какую-нибудь одежду, не всё же ей голой бегать.
На этом разговор мы закончили, и, попрощавшись, я ушёл по своим делам. Игра в "бутылочку" прошла на "ура", и все разошлись по блокам счастливые и довольные.
Наутро я поехал к Лёхе в деревню.
Автобус высадил меня почти у самого лёхиного дома. Я подошёл к двери и постучал нескоько раз. Дверь открыла бабуля, вся взволнованная.
- Ой, Антош, заходи, заходи, - заторопила она меня. - Кушать будешь?
- Нет, спасибо, - отвечаю я. - Где Лёшка?
- Ой, а он у себя - со своей девкой играет. Знаешь, что я тут думаю? - она поманила меня костлявым пальцем. - У них там секс!
Я не мог не расхохотаться.
- Секс? У них? Не смешите, Зоя Павловна, да разве Лёха...
Она отвесила мне крепкую затрещину.
- Думаешь, мой Лёшка не может? Он ещё как может!
- Ну ладно, вам виднее, - ответил я, потирая затылок. Отвязавшись от бабули, я зашёл в комнату Лёхи.
Малышка сидела на нём верхом, дёргая Лёху за волосы, а он ползал по комнате на четвереньках, изображая скакуна.
Я чуть дар речи не потерял. Лёха, сколько я его помню, всегда был тихим и скромным, а сейчас...
- О, а вот и Антоха! - крикнул он, увидев меня. - Привет!
- Привет! - вторила ему Малышка. На ней сейчас красовалась мужская рубашка в клеточку, а штаны всё равно отсутствовали.
- Я не смог на неё их напялить, - пятью минутами позже сообщил мне Лёха, когда мы вышли покурить на крылечко. - Упирается. Кое-как заставил её грудь прикрыть, а то бабушка постоянно, как видит её, шепчет что-то про нехристь бесстыдную и убегает.
- И как тебе твой новый друг? - спросил я. - Особых проблем не возникало?
- Да вроде бы нет, - он пожал плечами. - До туалета не дотерпела, наделала делов прямо в горнице, при бабуле... - Он усмехнулся. - Бабушка навешала нам обоим веником по заднице, ещё и ругалась страшными словами...
- А как она себя вообще ведёт?
- Да вот, ты сам видел. Только играть и просится... Ну, ещё кушает хорошо.
- Ты спросил у неё про родителей?
- Да, но она даже не знает, кто это такие.
- Ну дела, - протянул я. - Какие планы сейчас на неё?
- Пусть живёт тут. И мне не скучно, и есть чем заняться.
- Договорились, - на том и порешили.
И потекли дни, один за другим. День сменяла ночь, ночь сменял день, а Малышка всё хотела играть и играть.
Каждый день я приезжал к Лёхе, и мы втроём чего только не вытворяли - веселились, как дети малые. Строили шалаши, бегали на речку, грибы искали в лесу... Кроме рубашки Малышка отказывалась что-либо носить. А её постоянные "отключения" заставляли нас брать деньги и бегать в аптеку за настойкой боярышника. Думается мне, уже всё село считало нас с Лёхой кончеными алкоголиками.
Малышку же мы старались не афишировать, поэтому по самой деревне не гуляли с ней. Она далеко от нас и не отходила, бегала, спотыкалась, падала, смеялась, пока мы её поднимали, и бежала снова.
Но, как часто бы я ни присоединялся к ним, я заметил, что Малышка питает к Лёхе более тёплые чувства, чем ко мне.
Нет, я не ревновал. Просто меня настораживало это обожание в её глазах, когда она смотрела на Лёху, которого, похоже, одновременно признавала своим отцом, и в то же время иной раз не стеснялась поцеловать его.
А в один прекрасный день случилось кое-что из ряда вон выходящее.
Зоя Павловна встретила меня вся в слезах. Когда я спросил, где Лёха и Малышка, она лишь махнула рукой в сторону курятника.
Шёл я неспешным шагом, никак не рассчитывая на то, что увижу.
Малышка сидела в луже крови и доедала курицу. Лёха же в отключке валялся в стороне, забросанный куриными головами.
Я сначала подумал, что всё это сон. Либо я нахожусь под воздействием сильных наркотических веществ. Не могла же она...
- Эй, Малышка! - осторожно позвал я.
- Малышка! - весело ответила она.
- Что ты делаешь? - полюбопытствовал я, понемногу продвигаясь к начавшему пробуждаться Лёхе.
- Играю, - просто ответила она. Очередная голова полетела в сторону Лёхи.
- Ан-то-ха... - Лёха мутным взглядом посмотрел на меня.
- Чего случилось-то? - я ничего не мог понять. Теперь Малышка имела не сексуальный, а отталкивающий вид, вся измазанная кровью.
- Она просто... Просто... Накинулась на них и...
- А тебя-то как угораздило?
- Я её пытался оттащить, а она мне раз - и лопатой по башке... Чёрт, больно...
- До свадьбы заживёт. Потащили её в дом.
Малышка упиралась и брыкалась, весело при этом смеясь. Но это было ни капельки не смешно, учитывая то, что потом Лёхе пришлось смывать с неё куриную кровь, а мне выплачивать Зое Павловне компенсацию за убитых кур.
Малышка была посажена под домашний арест. Теперь местом её постоянного обитания стала комната Лёхи, где она ежедневно переворачивала всё с ног на голову. В конце концов, он забил на порядок и перестал убираться совсем. Его бабуля только руками всплескивала, когда лицезрела бардак, в эпицентре которого невесть откуда взявшаяся девица каталась верхом на её внуке.
Шло время. Мы с Лёхой совсем перестали задумываться, как была создана Малышка и была ли она вообще создана. На это нам стало наплевать, ведь эта девушка стала нам самым настоящим другом... Хоть и самым странным другом, словно с синдромом Дауна. Ей всё никак не удавались сложные предложения, говорила она односложно, но при этом всё понимала. И, я даже думаю, что Лёха начал испытывать к ней какие-то более высокие чувства.
Ну а потом началось самое нехорошее.
Одной ночью Лёха не запер дверь.
Пока он спал, Малышка, блестя глазами, выползла из своего угла и покинула комнату.
Наутро меня ждал ещё один звонок.
- Антоха-а-а, - стонал Лёха не своим голосом. - Приезжа-ай... - и повесил трубку.
- Скоро буду, - ответил я молчащему аппарату и даже с занятий уехал. Мысленно я торопил автобус, который вёз меня к Лёхе, лишь бы ничего плохого не случилось, лишь бы всё было хорошо...
Всё было хуже, чем я мог себе представить.
Малышка ночью перебила чуть ли не десяток коров, а также стащила с участка Иваныча старого козла и сожрала всё, кроме головы. И как вы думаете - кому она голову подарила? Конечно же, Зое Павловне. Лёха сам продрых до полудня, пока его бабуля не распихала. Тогда-то он оценил масштаб разрушений и рванулся искать её. Нашёл возле индюшатника соседей, подбирающуюся к желанным птицам.
Он не смог её усмирить, как он говорил, в такие моменты Малышка становилась необычайно агрессивной и сильной. Так он и стоял, открыв рот и глядя на бесчинства, устраиваемые Малышкой. Сил еле хватило на то, чтобы меня вызвать.
Ну а я-то что мог поделать? Видя, что Лёха не в состоянии объективно оценивать сложившуюся ситуацию, я взял инициативу в свои руки. Схватив грабли потяжелее, я ломанулся в бой, но Малышка была слишком ловкой, а грабли слишком тяжёлые, поэтому я полетел в угол, и туда же отправилось моё оружие. Расправившись со мной, Малышка повернулась к Лёхе... И дикость на её лице мгновенно сменилась любовью и нежностью. Она бросила недоеденную индюшку и подползла к Лёхе, который с обалдевшим видом стоял на месте. Малышка потерлась о его ногу - ну как кошка, ей-богу, и извиняющимся взглядом посмотрела на него.
А хозяйка индюшек уже вопила так, словно случился вселенский коллапс, матерящийся Иваныч шёл к нам, размахивая гигантской косой, и даже Зоя Павловна грозилась достать старый обрез её покойного мужа, Леонида Афанасьевича, и убить эту тварь, как она назвала Малышку.
Когда я очухался, Лёха сидел рядом.
- Пора что-то решать, Антоха. Так больше нельзя. Это больше не ласковая девочка, а... Хрен знает кто.
Я мог только угукнуть. Удар, которым Малышка отправила меня в нокаут, чуть не свернул мне челюсть, и это было лучшим доказательством того, что она стала "хрен знает кем", ибо раньше она никак бы себе такого не позволила.
План был прост - связать и утащить далеко в лес, там привязать к дереву и оставить на произвол судьбы.
Но я не знал, пройдёт ли всё гладко.
Я шёл за Лёхой, который тащил свой огромный мешок. Чтобы в него поместилась Малышка, нам пришлось согнуть её до неудобного положения. Так как она была в отключке, то не реагировала ни на собственное положение, ни на кочки и ухабы, по которым её тащил Лёха...
...Мы зашли к ней в комнату. Она забилась в дальний угол и глядела на нас, как затравленная зверушка. Но Лёха был прав, продолжать было нельзя. После куриц, коров и индюшек могла быть Зоя Павловна, Иваныч или даже я. В одном я был уверен - Лёху она бы не тронула. Что, она приняла его за отца? Или влюбилась по уши? Как бы то ни было, сам он наотрез отказался её ловить и предоставил это мне. Но мне было ещё страшнее иметь дело с Малышкой, поскольку она не была так близка ко мне, как Лёха. И всё же я попытался решить дело сначала мирно.
- Эй, Малышка, - как можно мягче позвал я. - Залезай сюда. - И показал ей мешок. Малышка посмотрела не него, потом на меня, потом на Лёху и, улыбнувшись, спросила:
- Играть?
- Да, играть, - я тоже улыбнулся. - Лезь внутрь, и мы здорово поиграем с тобой.
- Играть, - уже смелее заявила она и полезла в мешок. Вся заляпанная кровью, грязная, она напоминала зомби. И меня обуял ужас. Если мы потащим её куда-то подальше в лес, она по пути легко порвёт мешок и завалит нас обоих. Точнее, только меня. Это было рискованно.
Поэтому, когда её довольная мордашка показалась из мешка, я как следует припечатал её молотком, затем навесил пару ударов табуреткой, стоявшей рядом, и завершил избиение парой десятков пинков по слабо трепыхающемуся существу в мешке.
- Всё, - отдышавшись, заявил я. - Больше я к ней не прикоснусь. Отныне это твоя проблема, Лёха.
- А-а-а... - только и промолвил он.
- Сам потащишь, сам привяжешь. Я больше не хочу иметь с ней никаких дел. Понял?
- Да, - он был просто подавлен. Но дело надо было завершить. И поскорее забыть эту Малышку...
Мы шли по полю, Лёха всё не хотел со мной разговаривать, а я шёл следом, не в силах бросить его, влюбленного в монстра, в котором он определенно до сих пор не хотел признавать свою Малышку. Я даже испугался, а вдруг он передумает?
Сигаретный дым душил все сомнения. Какая уже сигарета по счёту? Десятая? Двадцатая? Какую по счёту пачку я выкуриваю?
Я не помнил этих незначительных подробностей. Главное - дым успокаивал, убаюкивал, внушал, что всё пройдёт хорошо...
Вот и холмы. Лёха остановился передохнуть.
- Покури хоть, - я сунул ему в руку пачку "Кента" и зажигалку. Он вышвырнул это всё в кусты, сел на землю и зарыдал. Слёзы душили его, руки скребли грудь... Я прекрасно его понимал. Было в Малышке что-то такое, что заставляло любить её. Теперь это выглядит как прощание со старым псом, с которым ты прожил всю жизнь...
Когда мы наконец добрались до болот, про которые Лёхе, как оказалось, рассказал Иваныч, то сразу приметили невысокое крепкое дерево и, не сговариваясь, пошли к нему.
Малышку вытряхнули из мешка. Она ещё была в отключке, поэтому верёвкой мы её максимально крепко прикрутили к дереву и отошли на порядочное расстояние...
Мешок и все Малышкины вещи - рубашку да расчёску - мы выкинули туда же, в болото. Постояли, повздыхали, вспомнили, как раньше играли все втроём... Как до такого дошло? Учёный-немец, создавший Малышку, знал о её вечном голоде или нет? Может, для этого он и усыпил её. А мы, два идиота, таскали ей настойку боярышника и прослыли алкоголиками на всё село.
Последняя сигарета упала в мерзкую болотную жижу. Мы повернулись и пошли обратно. Нужно было о многом позаботиться...
Но как только мы покинули болота и дерево исчезло из нашего поля зрения, до нас ветром донёсся крик.
- Лё-ё-ёха-а-а!..... Игра-а-ать!...
Лёху затрясло. Если бы я не схватил его за руку, вероятно, он развернулся бы и побежал назад, к Малышке.
- Анто-о-оха-а-а!.. Убью-ю-ю!....
А вот этот крик поверг меня в дичайший ужас. Мало того, что впервые Малышка назала нас по именам, так ещё и пообещала мне смерть. Теперь-то я бы не хотел с ней встретиться.
Больше мы не оборачивались.
Прошёл месяц. Я внимательно слежу за Лёхой - вдруг он решит пойти поглядеть, как там его Малышка? Подключил к этому делу Зою Павловну и Иваныча - теперь Лёха под тройным присмотром. Как ни крути, а так надёжнее. Мне не хочется, чтобы Малышка вернулась. Как-никак, меня она точно больше не полюбит. И ещё я надеюсь, что дерево оказалось достаточно крепким, чтобы удержать её.
Но в ночных кошмарах она продолжает мне являться.
Малышка...
Прости....
Продолжение следует!
