Податель сего сожжен прилюдно, на площади города, как колдун, вероотступник, сатана в образе человеческом.
«Мне двадцать семь лет, и вот уж который год я одержим одним и тем же. Я помню этот день лучше, чем любой другой в своей никчемной жизни. Будь он проклят.
Шатаясь по запутанным, грязным лабиринтам вечно пьяного портового города, я не внимал голосу божьему, остерегающему. Я вошел в один из мерзких кабаков - рассадник пороков человеческих. Ведомый под локти бесами пьянства и разврата, я хотел предаться беспутному веселью. Но ждала меня геенна огненная. Знать бы тогда, остановиться».
За грязным, уставленным кружками и объедками столом, с трудом удерживая равновесие, сидел старый, почти седой моряк. Плачевный вид его одежды недвусмысленно указывал, как долго не находилось работы для пришлого человека, и что он за сие бедовое время успел пропить.
Стол был дубовый, и ему безразличны удары тяжелых, просоленных кулаков. Старик призывал Небо и Ад на чью-то голову. Удары следовали после патетических потрясаний руками над головой, сопровождались разнообразными наклонами и раскачиваниями. Одновременно моряк изрыгал целые потоки скверных, незамысловатых ругательств.
От прочих столов к нему тянулись руки издевательской помощи:
- Так, Педро, подбавь им еще, давай насаживай.
А он уже не мог выражаться по-человечески и только брызгал слюной в разные стороны. Наконец опять послышалось что-то членораздельное:
- Я сам видел этот гроб. Он такой тяжелый, что пятеро не смогли сдвинуть дьявольскую тушу с места. Он даже не покачнулся.
Но как видно, устно-творческая часть забавы успела поднадоесть привередливой публике. Она возвратилась к недопитым кружкам, оставив рассказчика в полном одиночестве.
Да и он давно смирился с избитой временем ролью. Тупо оглядевшись вокруг, моряк понял, что вышел из внимания окружающих, и бессильно уронил голову на грязную корку стола.
Я взял у хозяина кувшин с вином и подсел к седому клоуну. Меня сильно заинтересовало столь веселое предисловие. Прихватив голову пьяницы за волосы, чуть приподнял, затем отпустил. Стол слегка вздрогнул, голова двинулась вверх сама и изрыгнула мерзкую хулу Господу нашему и мне грешному вместе с ним.
Но маленькая серебряная монета, вертящаяся волчком, так заворожила беднягу, что он забыл закрыть свой поганый рот. И так проступило кровавое пятно той беды, из которой мне не выбраться никогда.
Я слышал историю не в первый раз. Который год по городу ползли слухи о странном острове, гробе, парящем в воздухе, и ключе к нему, который был то ли утерян, то ли невидим. Говорили также о драконах, его стерегущих. Предупреждали о том, что остров может скрыться в самый неудачный момент под водой. Да много еще о чем говорили.
Главное было одно. Никто не сомневался в том, что гроб полон золота до самой макушки. Иначе зачем же все колдовские навороты? Старик клялся, что знает, как добраться до острова. Он отлично помнит как. Но проклятый клочок суши опять может уйти под воду, и удержать его не в силах и Бог.
Их корабль не только пристал, но благополучно отбыл из зыбкой гавани. А через две недели команду настигло наказание в виде странной болезни. Она была настолько ужасной, что не пощадила никого, кроме моего рассказчика. (Не надо дергать голыми руками за что ни попадя.) Но может, последнее - лишь трагическое совпадение.
В довершении рассказа моряк выставил на обозрение кусок тряпки с таинственными каббалистическими знаками. Он утверждал, что срисовал сие с крышки гроба, когда разочарованная бесплодными попытками открыть сокровищницу команда во главе с капитаном перепилась так, что проспала целый день мертвым сном.
Обладая завидной памятью, я попытался хорошенько изучить знаки, чтобы потом воспроизвести их для себя. Мы договорились о следующей встрече в кабаке назавтра за тем же столом.
Придя в свой дом, я немедленно сел записывать то, что показал мне бедный моряк. Начертанные на бумаге, знаки казались знакомыми. И хотя с трудом, но я вспомнил, что видел подобные письмена у моего старого друга. Когда-то давно он оставил мир, постригся и теперь, в тайне от прочих, занимался алхимией.
Жажда нетерпения становилась непереносимой, но я еще долго ходил из угла в угол полутемной гостиной, разрываясь противоречивыми, сродни раскаянию чувствами. О сне нечего думать. Чуть ли не за полночь я не выдержал и велел слуге принести вечерний камзол, при этом разбудив и сильно перепугав бедного старика.
Цокот копыт моего вороного зловеще раскатывался по кривым улочкам спящего города. Полная луна бугрила белым камни на мостовой. А дома клонились темными, жесткими углами. Мне казалось, что каменному лабиринту не будет конца.
С трудом я отыскал дверь в дом, черной громадой нависший надо мной. Я кричал, но обитатели его спали. Наконец стук кольца вывел из терпения слугу моего приятеля. Дом пришел в чуть видимое ночное возбуждение, и через некоторое время раздался знакомый голос:
- Ба, да это ты, мой неудержимый друг. Впрочем, кого еще можно ожидать в такую ночь.
- Прими мои извинения и открой ворота.
- Сейчас, сейчас. Я весь к вашим услугам.
Ни тени насмешки не вызвала забавная трактирная история на лице моего сотоварища. Наоборот, в зыбком свете нескольких свечей он казался грустным и задумчивым.
- Покажи бумагу.
При ее рассмотрении друг сильно побледнел.
- Я так и знал, - сказал он. - Все, услышанное тобой - правда. Написанное здесь идет ко мне от тебя. Так, видно, начертано в книге судеб, и нет нам прощения.
- Скажи мне, что видишь ты там?
Мой друг остановил меня взмахом руки.
- Подожди, я поведаю тебе все по порядку. Если ты помнишь, мы учились вместе, - он слегка улыбнулся и кивнул головой. - А также, я не был глупее других, и родители мои обладали знатностью и богатством. И, тем не менее, я бросил все. Виной тому - мое любопытство.
Оно было во мне столь велико, что воистину превратилось в самый обыкновенный человеческий порок. Я обожал загадочное и таинственное. Любая тайна становилась мне дороже любимой женщины. Она овладевала мной, впитывала силы и желания.
Друг наклонился поближе и посмотрел мне в лицо. Несколько свечей чуть освещали гостиную диким, мерцающим светом. За моей спиной тлели желтые головни в огромном камине. Они придавали странный блеск его влажным глазам. Казалось, что свет сам исходит из его зрачков и распространяет красную морозь по темной комнате.
Я вскрикнул и чуть не упал со стула. Друг остановил меня властным, гипнотическим движением.
- Спокойнее, тише. Твой страх могут услышать даже тени от занавесок...
- Однажды, разбирая старые манускрипты в нашей родовой библиотеке, - почти шепотом продолжил друг. - я наткнулся на пергамент, являющийся ключом к неизвестному шифру. От него веяло неразгаданной тайной. Эта бумажка была той чертой, за которую нельзя переступать. Она, аки огонь всепожирающий, отняла мои ушедшие годы.
Теперь тебе понятно, что произошло сейчас. Пергамент из моей библиотеки - тот ключ, с помощью которого можно перевести твою запись на древнеарабский.
Но интереснее то, что на нем, кроме ключа, начертаны другие знаки. Они переводились так: "Я умру вместе с последним пороком человеческим, значит, я умру вместе с последним из людей. Помни, встретясь со мной однажды, тебе не избежать встречи второй. Ключом будет смерть".
Тогда, в те полные юношеских надежд годы, я перерыл все известные мне хранилища знаний. Я бросил мир и стал книжным червем, но так и не нашел никаких следов. Наконец я подумал, может звезды подскажут мне, и изучил астрологию. Но ответ их обескураживал. Звезды предрекли, что только гроб и чужая смерть могут привести меня к разгадке столь непостижимой тайны.
И вот мы на краю бездны, надо действовать. Мы должны найти остров.
Старик не врал, остров существовал на самом деле. Команда шхуны не знала о цели нашего путешествия. Мы покупали и продавали товары в портах на пути до тех пор, пока и тень сомнения сгинула с палубы. Вот и сейчас трюмы шхуны под завязку заполнены бочками с вином и пенькой. Мы не оставляли им никаких подозрений.
Прежде чем сойти на зовущий нас берег, мы втроем - я, мой друг и старый Педро - перепоили команду призовым вином и заперли в кубрике. Теперь можно смело, не боясь лишних, заняться поисками.
Остров воистину мрачен. Почти голые, острые, как в иголках, скалы, земноводные растения. На нем не гнездились птицы. Педро крестился и говорил, что это потому, как он часто уходит под воду. И тогда только рыбы - его обитатели.
Мы пробирались через лабиринты камней и трещин к сердцу черного острова, к самой его середине. Путь оказался необычайно труден. Проклятые каменные колючки продирали обувь насквозь. А прикасаясь к стенам каменных щелей, мы могли потерять не только одежду, но и содрать кус своей кожи, да еще и с мясом.
Время от времени попадались булькающие лужи с серой, ядовитой жижей. Но более всего страшили тени. Они скитались по острову темными, колышущимися простынями, напрочь отделялись от предметов, их породивших. Их дорога становилась дорогой в Ад.
Вдруг невдалеке показалось свечение. Оно не было светом Солнца. Белый, почти серебряный цвет его казался ярок, но не слепил глаза. Круглая, абсолютно гладкая поверхность блюдца отражала окружающее, словно зеркало. Я никогда не видел такого. Посреди нее, лучась пламенным серебром, висел гроб.
- Вот он! - заорал Педро. - Мы нашли его!
А я стоял, объятый чувством приближающейся беды. Педро подпрыгивал от восторга, как большой, не в меру шумный ребенок. Морской полосатый колпак на его голове раскачивался, как у паяца, и хлестал Педро по плечам. Вот старый моряк подбежал ближе и еще раз обнял меня.
И тут его руки неожиданно сжали мои плечи с огромной, удесятерившейся силой, затем бессильно вздрогнули и опустились. Он медленно сполз по моему телу на землю. В спине Педро торчал кинжал.
- Что ты наделал! - закричал я.
- Спокойно, - ответил друг. - я не открыл тебе тайны текста на крышке сокровищницы. Там говорилось как убить, чтобы открыть гроб.
И я почувствовал прикосновение руки Дьявола. Страшная, козлиная рожа его дышала смрадом в лицо и улыбалась.
- Ну что, сеньоры, а теперь откинем крышку.
Крышка покрылась пузырями, вспыхнула и развеялась пеплом. Внутри булькала и кипела геенна огненная.
- Я так надеялся, что именно Вы пожалуете к нам, господа, надеялся, - сказал Дьявол. - Ваши личности, всегда влекомые вдаль, поверьте, мне глубоко симпатичны. Но посмотрите на своего друга, разве этот червь может быть приятен?
Я с ужасом смотрел на сотоварища, чье тело уродливо извивалось. Он весь целиком превратился в червяка, не теряя за сим сходства с человеческой личиной. Что может быть ужасней?
От страха тело мое и голос стали чужими. Я молчал как рыба, хватая воздух ртом, и не мог сдвинуться с места.
- А теперь о главном, друг мой. Наградой Вам за наше знакомство станут постоянные, приятные встречи. Может, мы и потеряем друг друга ненадолго. Разойдемся в разные стороны, так сказать.
Но нам разлука только до времени, мой дорогой первооткрыватель. Я Вашего отсутствия, мон шер, не вынесу. Умрете смертью ужасной, так и снова на свет возродитесь. А я тут как тут, к Вашей колыбельке приставлен. Буду песенки на ночь петь, за сонными кошмарами доглядывать. А то ведь без присмотра обложиться можно до умопомрачения. А нам первооткрыватель придурошный никак не годен. Это что - поводырь сумасшедший. Раз - и угодишь с ним в больничку.
Давным-давно Некто загнал нас в ящик. Я уж не знаю, что там за эксперименты такие, что за наука и прок какой, но накрепко. И мы, представьте себе, не могли из ящичка сами выбраться.
Ключ нам, стало быть, нужен. Именно такой, какой принес ваш сотоварищ. Виват, мой друг, мы снова вместе. Да и могут ли людишки без нашей опеки? Нет, не думаю. А сейчас запомните слово!
И он сказал его. И я не смогу забыть слово сие до конца жизни своей. И буду желать рассказать о нем другим, ближним своим, и только сказав его, успокоюсь в отчаянии.
Судите меня. Подобранный протрезвевшей командой, я долго не приходил в чувства. А придя, не наложил на себя руки. И поведал одному слово это, и историю эту. И лики Дьявола приходили к нам даже незваные.
И второй, знавший тайну, сказал третьему, а я четвертому. И от ужаса такого разбился корабль наш, но мы не погибли, а в проклятии своем шли по свету, сея семя Дьявола.
