… Яркий огонек костра блокпоста погас за изгибом туннеля. Темнота словно бы только и ждала этого, навалившись тугой темной пеленой. Фонари рубили чернильную тьму двумя лучами желтого света, выхватывая из окружающего мрака покрытые ржавчиной рельсы и угловатые выступы бетонных тюбингов, на которых местами поблескивали капли скопившегося мутного конденсата. Черные кабели энерговодов, покрытые толстым слоем пыли, свисали тут и там лохматой бахромой оборванных проводов, молчаливо напоминая путникам о той, так же оборванной раз и навсегда, жизни.
Они вышли с Боровицкой утром, как раз в разгар людской толчеи спешащих по своим делам людей, и без лишних вопросов миновали пост охраны – тот самый, где и произошла их памятная встреча.
Еще там, в каморке, наскоро позавтракав, Павел с профессором набросали в уме примерный план их путешествия.
Со слов Орловского, «закладка», про которую он говорил накануне вечером, должна была находиться в одном из технических коридоров в перегоне с Боровицкой на Полянку.
- Я вот что думаю, Павел, - сказал Алексей Владимирович. – Такие закладки есть в большинстве технических помещений и коридоров. Наверняка, конечно, утверждать не буду. Тут какая логика – все зависит от близлежащих станций. Если станции крупные, с переходом на другие ветки, то и «закладка» будет покрупнее, ведь в час «Ч» и людей на станциях окажется больше. Или на поверхности около станций метро расположены важные государственные объекты - так тогда вообще можно обнаружить склад с самыми неожиданными вещами. В зависимости от того, что за объект. Но, собственно, я что хочу сказать: «закладки» эти всегда делались не слишком большими – страховка на самый последний случай. Если вдруг грунтовые воды прорвутся и все затопит, или обвал случится, тогда и утрачена будет лишь малая часть материальных средств.
- А что находится там, куда мы собираемся попасть? – этот вопрос уже давно вертелся у Павла на языке. Порой, он даже представлял себе блестевшие заводской смазкой, уложенные в ящики «калаши», нетронутые цинки с патронами и еще много всякого добра, но тут же гнал эти эфемерные грезы прочь.
Профессор усмехнулся.
- Верите нет, Павел, понятия не имею.
Шорохов состроил удивленное лицо.
- Понимаю ваше недоверие. Тогда мы грузили туда деревянные ящики – большие и поменьше. Охрана из офицеров КГБ не позволяла не то что бы сделать перекур – даже обмолвиться словом. Быстро сделали свою работу – и прочь. Однако давали вволю выспаться, и питались мы по спецпайку.
Орловский задумался на минуту, а потом вдруг улыбнулся.
- Знаете, Павел, я, когда уже отслужил, встретил одного парня – мы вместе с ним тогда этим занимались. Так вот, история поразительная. Его в свое время поперли с четвертого курса института за «неуды». Ну, он, отслужив, решил восстановиться. Но, сами понимаете, какая тут учеба после двух лет армейской муштры. Опять та же история. Ну, он и набрался храбрости и обратился к тому самому майору-особисту…
- И? – Павлу даже стало интересно.
- Что удивительно, все экзамены он потом сдавал без проблем. Так что, получается, наше вездесущее ведомство тоже может быть благодарным, если попросить…
Перед уходом Павел, как всегда, прихватил с собой свой неизменный «комплект путешественника» - потертую кожаную сумку с аптечкой, НЗ воды и патронов. Закинув ее за спину, он повесил на плечо неизменный АКСУ со спаренным магазином и протянул профессору пистолет Макарова.
Тот посмотрел на него слегка удивленно.
- Думаете, нам придется стрелять, Павел?
Такой вопрос в метро мог задать только он.
- Думаю, что нет, Алексей Владимирович. Но предосторожность – лучшая защита. Да, кстати, это пистолет того офицера, про которого я вам рассказывал.
… Перегон до Полянки был не слишком длинным – примерно два с половиной километра, может, чуть больше, хотя точно этого не знал никто.
Сейчас они едва прошли треть этого расстояния, не спеша шагая в кромешной тьме, разгоняемой желтым пятном света от фонаря.
- Большинство людей ведь никогда не были в туннелях метро, - сказал Орловский после долгого молчания. Его дыхание было прерывистым – ходьба по шпалам была для него в диковинку. – Я имею в виду тогда… Хоть и ездили в метро каждый день.
- А сейчас большинство здешних обитателей ни за что не заставишь подняться на поверхность, - Павел поправил съезжавший с плеча автомат. - Своя философия жизни – если над головой бетонный свод – значит, есть хоть какая-то иллюзия защиты. Знаете, мне как-то один сталкер рассказывал. С ними на выход увязался молодой паренек, уже из того поколения, что родились здесь, в метро. Так вот, он впервые в жизни увидел небо вместо бетонного потолка. Упал на землю и полчаса не то что бы не мог подняться, а даже открыть глаза. Вестибулярный аппарат настолько был дезориентирован, что его пришлось срочно тащить обратно. Вот так вот… Мы тоже мутируем, профессор. Незаметно для самих себя. Все больше рождается людей с атрофированным цветным зрением – врожденный дальтонизм. Природный механизм приспособления к окружающей среде неизменно срабатывает. Зачем здесь различать цвета, если их просто нет? Лишь оттенки серого и черного. И еще альбиносы – красные глаза, белые волосы, а в коже полностью отсутствует пигментация.
Павел усмехнулся.
- Новый тип человека – homo sapiens metros. Или как-то в этом роде…
- Может, оно и не так страшно, - ответил профессор после недолгого раздумья. - Природа оставила человеку разум и добавит только то, что станет необходимым в данных условиях. Природа не терпит пустоты или излишеств – только самое необходимое.
- Да уж, профессор. Наверняка мать-природа не могла предположить, что ее любимое детище – можно сказать, венец эволюции – сам загонит себя под землю, а все из-за чего? Разумом тоже надо уметь пользоваться. Выходит, не такие уж мы разумные.
Шорохов остановился. Луч его фонаря метнулся в сторону, выхватив из мрака шероховатую бетонную стену туннеля. Небольшая металлическая лестница в три ступеньки, изрядно попорченная ржавчиной, вела к полуприкрытой железной двери.
- Технический коридор, - пояснил он на немой вопрос Орловского. – Именно им пользуются те, кто хочет обойти Полянку. Я вам говорил, если помните.
- Нет, Павел, - профессор подошел поближе и посветил своим фонарем. Краска на двери давно осыпалась от влаги, уступив место замысловатым разводам плесени и грязи. – Это не тот коридор. Я помню, что он находился совсем рядом с Полянкой. Пешком не более пяти минут.
Шорохов молча осветил фонарем туннель. Из темноты выступила импровизированная баррикада, преграждавшая путь дальше. Куча всякого хлама – старые полурассыпавшиеся ящики, помятая железная бочка, какой-то крупный мусор - протянулась от стены к стене. Все это венчал длинный тяжелый рельс, неведомо кем и как сюда уложенный. На железном пруте арматуры, торчавшем из кучи, болталась маска древнего противогаза с «хоботом». Треснувшие стекла окуляров тускло блеснули в луче фонаря. Рядом висела табличка, намалеванная на куске картона чем-то темным: «Не испытывай судьбу».
- Что это? – спросил Орловский. Он водил фонарем из сторону в сторону, пытаясь рассмотреть все сооружение целиком.
- Такое своеобразное предупреждение для новичков или слишком любопытных, - ответил Павел. – Вот даже не знаю, мы-то кто – вы вроде новичок, а я, получается, слишком любопытный…
Он посветил вверх – завал был невысоким, от силы метра полтора. Пнув как следует несколько ящиков, Шорохов более-менее расчистил проход.
- Ну, профессор, начинается самое интересное…
Павел передвинул автомат под руку и клацнул предохранителем.
Луч фонаря тонул в расплескавшейся дальше тьме. Даже дувший до этого сквозняк куда-то исчез, словно бы они перешагнули некую черту. Воздух теперь был неподвижным и стылым, слегка холодил лицо и не нес в себе никаких запахов.
Туннель по-прежнему убегал неведомо куда, мрак скрадывал расстояние, и волей-неволей возникала мысль, что они шагают внутри свернувшейся в гигантскую трубу бесконечности.
Звук шагов глухо раздавался в давящей тишине.
Один раз им попалось какое-то пустое и заброшенное техническое помещение. Дверь в него была сорвана с петель и валялась рядом. Заглянув туда, они увидели лишь заваленную полуистлевшим хламом комнату, из обстановки которой сохранились только протянувшиеся вдоль одной из стен стеллажи. На самом верху сиротливо валялась строительная пластиковая каска, треснувшая с одной стороны. Судя по толстому, нетронутому слою пыли, здесь никто не появлялся многие годы.
- Скоро станция, профессор,- сказал Павел, когда они остановились передохнуть на минуту, и вопрошающе посмотрел на своего спутника.
Тот вытер со лба выступившую испарину.
- Интересующий коридор будет слева от нас, - он посветил фонарем на бетонную стену. - Не ошибемся.
- Уверены? Их тут знаете сколько, - Павел перехватил фонарь поудобней и шагнул в темноту.
… Еще пара сотен метров осталась позади, когда Орловский остановился.
- То, что надо, - сказал он, выхватив из темноты лучом фонаря наглухо запертую железную дверь. К удивлению, на ней еще читалась нанесенная краской надпись: «ТК-6».
- Может, поясните, профессор?
Шорохов поводил фонарем, высвечивая из мрака покрытую разводами грязи и ржавчины дверь. По его мнению, она ничем не отличалась от других таких же.
Орловский подошел ближе, осветив ступени железной лестницы.
- Все просто, Павел. Посмотрите сюда – и дверь, и лестница шире других. Это было сделано специально для удобства загрузки. Мелочь, на которую никто никогда и внимания не обратит. И еще.
Луч его фонаря метнулся на противоположную стену туннеля, проявив из темноты неглубокую технологическую нишу с вмонтированным распределительным электрощитом. Время и местные вандалы изрядно потрудились над ним, выдрав из металлического шкафа все более-менее ценное, и теперь лишь покрытая пылью короткая бахрома оборванных силовых кабелей напоминала о его былом предназначении.
- Около таких коридоров всегда можно обнаружить электрощит. При том именно напротив входа. Элементарная функциональность – здесь можно запитать осветительное оборудование и все, что необходимо для проведения работ.
- Да уж, кто бы мог подумать… - Павел взобрался на узкий пандус перед дверью.
Краска вздулась и осыпалась, чудом сохранив надпись; рыжие пятна вездесущей ржавчины и темно-зеленые разводы грязи украсили поверхность.
Подергав за железную скобу – дверь даже не шелохнулась – Шорохов уперся ногой в стену и потянул изо всех сил.
Скрип проржавевших петель разорвал застоявшуюся тишину туннеля визгливой режущей нотой. Скопившаяся пыль и плесень посыпалась щедрым дождем, повиснув в стылом воздухе серым облаком.
Павел закашлялся.
- Так мы всех мертвых разбудим…
Он приналег плечом на приоткрывшуюся дверь. Возмущавшиеся дверные петли вновь пропели тоскливо-резкую мелодию, прежде чем проржавевший металл окончательно заклинило.
В лицо дохнуло сырым застоявшимся воздухом с тошнотворным запахом тлена. Желтый луч фонаря рубанул застоявшуюся за многие годы тьму световым клинком, выхватив из мрака бетонные стены, на которых местами еще сохранилась краска, цвет которой уже невозможно было разобрать из-за плотных отложений пыли. Толстые жгуты неповрежденных кабелей, выныривая из пластиковой муфты в стене, убегали в темноту. Рядом с дверью на стене, словно немой памятник былым временам, висела фанерная табличка с надписью: «Проход держать свободным».
Павел шагнул за порог, как вдруг нога наткнулась на что-то твердое. Посветив вниз, он невольно вздрогнул.
- Еще одна неупокоенная душа, - тихо произнес он.
Почти у самой двери, привалившись к стене, лежал человеческий скелет. Видимо, крысы и другая туннельная живность не смогли добраться до него; серо-синяя униформа работника метрополитена была целой, лишь поблекла от скопившейся грязи, сердобольно скрывая от взора серо-желтые человеческие кости. Даже ромбовидную нашивку на рукаве можно было различить.
- Господи… - выдохнул позади профессор.
Павел посмотрел на него через плечо.
- Привыкайте, Алексей Владимирович. Таких… подарков в метро пруд пруди.
