Все началось с того, что Бориса укусила летучая мышь. Бешеная летучая мышь, надо заметить. И нет бы ему заболеть, как всем нормальным людям, так нет же, не тут-то было. У него сначала выпали волосы, затем кожа приобрела бледный оттенок, а потом еще и зубы покрошились. Но зато через день во рту выросло четыре здоровенных клыка. Хоть и кривыми те клыки были, но Боря и им был рад. Куда больше проблем ему доставил дневной свет. То кожа от него обуглится, то глаза заболят так, что хоть на стены лезь. Да и чего там говорить, лазил уже. Пришлось ему прятаться на чердаке. Там темно было, прохладно.
Еще через пару дней жрать захотелось. Попробовал сала домашнего и чуть не окочурился. Тем же вечером курицу загрыз, сам не зная, с чего бы. Понравилась ему кровушка. Всех кур, с петухом в придачу, к концу недели обескровил. Как свои закончились, за соседских принялся. К осени ни одной животины пернатой в селе не осталось. Только хотел Борюсик крупный рогатый скот в рацион ввести, как тут же сельчане такой хай подняли, что только ой. Про какую-то чубачубу завопили, мол, и до нас она, окаянная, добралась. И нам теперь житья не даст. А тут еще дед Ермола - старый пень - выразил мысль, будто любая нечисть чеснок не переносит. И так эта мысль всем по нраву пришла, что чесноком обвешали все вокруг: дома, сараи, скотные загоны, огороды... Ночью даже на чердаке стало несносно. Все провоняло чесноком. Бабы как с ума посходили - окромя этой культуры ядреной ничего не сажали на грядках. Редко где картошка или морковь из земли топорщилась, куда взгляд не брось, всюду эта пахучая дрянь растет.
Понял Боря, что не видать ему скотины деревенской. Людьми тоже не полакомишься - от чесночной вони к ним и на версту не подступишься. Решил, превозмогая желание душегубское, забраться на ночь глядя в магазин копеечный. Так и сделал. Набрал полную сумку снеди и обратно на чердак вернулся. Там кусок сырого мяса обсосал, печень погрыз говяжью, соком томатным запил. И такой гадостью ему эта еда представилась, что внутри аж засвербело все. Мясо тухлинкой отдавало, сок вообще на помои был похож... "Ну ладно, люди эту тухлятину жрут, но я-то, существо бессмертное, благородное, с чего бы?" - возмутился Борис. Чесночный же смрад только усилился.
Следующей ночью пришлось вновь бежать в магазин. Там он встретил охранника. Пришлось кусать его, бугая здоровенного. Но пожалел Боря, что цапнул этого охламона. Не кровь у него была, а чистейший самогон. Пришлось ему захватить с собой пару бутылок пива. И так в голову Боре его кровушка стукнула, что на рогах кровопийца в свое логово вернулся. А утром, опохмелившись пивом, отдающим ослиной мочой, Боря, охая и вздыхая, завалился на стог сена, провалявшись на нем до следующей ночи. Но эта дрянь так отравила неокрепший организм новоявленной нечисти, что начались у Бори проблемы со здоровьем. Зрение упало, слух испортился, появился тошнотворный запах изо рта. Тяжесть в желудке, покалывание в левом боку отныне стали постоянными спутниками горе-кровососа. Питаться приходилось все той же дрянью, а посему об улучшении бориного самочувствия не могло идти и речи.
В начале ноября выпал первый клык. Положение стало критическим. Обуяла Бориса тоска смертная. Осознав собственную непричастность к этому жестокому миру, он решил покончить с собой. Когда очередная, уже сорок шестая по счету попытка свести счеты с жизнью провалилась, Борис принял решение уйти на кладбище и там уснуть до лучших времен. Найдя на окраине погоста уютную могилку, он, прихватив с собой теплое стеганое одеяло, закопался в ней, закрыв подслеповатые глаза, дабы отдохнуть от суеты чуждого ему мира.