На вопрос, кем работает папа, Сюста всегда с гордостью отвечала: «Сказочником!». Но друзья семьи вместе с любителями пощекотать себе нервы знали, что дело обстоит куда более прозаичнее. Френсис Грир был автором литературы ужасов. За его плечами к моменту шестого дня рождения единственного ребенка было немного немало четыре романа, два сборника рассказов и один сценарий для фильма. Талант 34-летнего выходца из Канады приносил свои ощутимые плоды. Семья жила безбедно в двухэтажном домике на побережье реки Огайо. Убежище от угнетающей суеты города, надоедливых соседей и шумных автодорог. Столь удачное по меркам творческого человека, прослывшего в культурных кругах большим затворником, приобретение являло собой настоящую обитель пугающих выдумок. Бегущая за ручкой чернильная строка порождала воображением писателя жуткие сюжеты о таинственных силах и являющихся в кошмарах монстрах.
Любимая женщина Френсиса, Эмма, не разделяла его увлечения страхами. До встречи с Гриром она работала медсестрой, а с гонораром за его вторую книгу, самозабвенно посвятила себя дому. После выхода третьего произведения Френсиса, романа под названием «Агония полубога», на свет появилась Сюста. Молодой писатель был очень рад прибавлению, и, сбавив обороты в работе над новым шедевром, стал проводить больше времени с семьей. Однако не писать он не мог. Возникшую за год бездействия пустоту не в состоянии было восполнить общение с дочерью. Герои отложенного на неопределенный срок «Хохота воскресших убийц» являлись автору во снах, словно укоряя его за равнодушие.
В самом начале своего творческого пути такие люди как Френсис делают выбор. «Чтобы стать хорошим писателем, мало красиво рассказывать истории», - говорил он как-то на одном из мастер-классов, где наряду с поклонниками, в диалог с писателем вступали и начинающие демиурги письма, еще только мечтающие о признании, которое получил Грир.
- Хороший триллер есть результат ежедневного кропотливого труда, длящегося многие месяцы… - улыбаясь, отвечал на вопросы журналистов Френсис. – Персонажи книги обретают душу, стоит только автору поверить в воздвигаемую собственными словами реальность. Это может показаться глупостью, но я, в первую очередь как простой человек, а потом уже писатель, склонен полагать, что все человеческие фантазии, раз их действительно можно вообразить у себя в голове, реальны. Все они материализуются где-то там, – Грир поднял палец вверх, – далеко, за пазухой у звезд.
Для домашних было большой загадкой то, как Френсис пишет книги. В отличие от своих коллег по ремеслу, он не просиживал штаны на террасе с блокнотом и карандашом в руках. У него был собственный кабинет с видом на реку. Он имел привычку запираться, по меньшей мере, на семь-восемь часов, и Эмме запрещалось тревожить покой работающего автора. Обыкновенно, Френсис работал по вечерам, успевая к этому времени, примеряя роль мужчины в доме, увековечить пару пришедших на ум фраз на пленку старого кассетного диктофона. Ставшая традиционной, ежедневная подготовка рабочего места составляла важную часть писательского ритуала. Когда приходило время продолжить начатый ранее текст, Дэвид был максимально скрупулезен в принятии всех мер, обеспечивающих его комфорт.
Несмотря на клятвенные обещания жены не заходить к нему в кабинет, Грир все равно закрывался на ключ, словно чего-то опасаясь. Со временем Эмма перестала обращать внимание на эту причуду мужа. Тот, аккуратно разложив бумагу, проверив, пишут ли ручки, терпеливо ждал, сидя в кресле, когда наступит шесть часов вечера.
Сюсте, ввиду возраста, не дано было понять, почему ее папа долгими часами пропадает наверху. Подрастающая девочка хотела играть с Френсисом, но все, что он мог ей предложить – это короткие, ни к чему не обязывающие перерывы между домашними хлопотами и графоманией.
Любопытство шестилетней Сюсты росло одновременно с тем, как в ее сердечке копилась обида. Бывало, прогуливаясь с мамой вокруг дома, девочка часто поглядывала на задернутое шторами окно.
- Папа сейчас занят и присоединится к нам позже. – Эмма подозревала, что если так все и будет продолжаться, Грир потеряет дочь.
Упреки жены на него не действовали. Приступив к пятому по счету роману, Френсис уверял свою драгоценную супругу, что эта книга вознесет его имя на олимп мировой славы и увековечит как непревзойденного мастера слова.
- Благодаря мне, у Сюсты будет такая жизнь, о которой можно только мечтать. Я строю для нашей семьи лучшее возможное будущее, – парировал обвинения жены в безразличии к ребенку писатель. – Не сердись, милая, – он любовно погладил ее по щеке. - Позволь закончить книгу.
Эмма уступила.
Между тем, то, что понятно взрослым, далеко не всегда доступно для понимания их детям.
В очередной раз уединившись, Френсис оставил дочку в обществе немых плюшевых друзей, пока делящая с ним жизнь женщина готовила ужин.
Сюста напрасно думала, что папа посмотрит ее кукольный дом. Быстро поднявшись по ступенькам наверх, он не бросил на нее и мимолетного взгляда. Так был поглощен предстоящей работой.
Молодое поколение, не так давно появившееся на свет, склонно совершать порой не взвешенные поступки. Чего уж там говорить о такой крошке как Сюста?
Девочке показалось возможным оторвать папу от дел своим присутствием. Медленно карабкаясь по лестнице, будто бы взбираясь на заснеженный пик, в качестве награды за свои старания Сюста мечтала услышать ласковый голос отца в надежде, что после этой знаменательной встречи он спустится и оценит убранство ее игрушечного домика.
Добравшись до кабинета, Сюста с усилием дернула ручку, но дверь не поддалась. Малютка закричала: «Папа! Папа!». Никакой реакции не последовало.
Доставая ростом только до замочной скважины, Сюсте не оставалось ничего другого, кроме как наблюдать.
Ключ от покоев Френсиса хранился в правом верхнем ящике письменного стола, и маленькой дочке писателя повезло, что ее папа не был склонен оставлять ключи в замках.
Увиденный в мультфильмах прием открыл дочке писателя странную картину. Папа сидел спиной к двери, покорно склонившись над столом. Плечи у Френсиса дрожали, а голова, пребывая в каком-то возбужденном состоянии, резко поворачивалась то влево, то вправо, как рулевое колесо мчащегося к финишу гонщика. Настольная лампа назойливо мерцала, и окружавший романиста полумрак, казалось, сгущался над его сгорбившейся фигурой. Лик завистливой луны заволокли обрамляемые черной тушью тучи.
Что-то бормоча, Грир отшвырнул смятый лист бумаги в сторону и принялся марать следующий.
-Папа! Папа! – не устала звать отца Сюста, периодически барабаня ладошкой по двери
Правая рука писателя, до этих пор со скоростью швейной машинки вышивающая пером узоры выдуманной реальности, в угрожающей задумчивости остановилась.
Ручка выскочила из рук и покатилась к краю стола. Гул, ею раздаваемый, был слышен на весь дом. Девочка вновь попробовала открыть дверь, но у нее ничего не получилось.
- Папочка! – ее крик услышала Эмма.
Автор четырех бестселлеров обернулся к нарушившему его покой ребенку. Добродушное лицо Френсиса исказила гримаса озлобленности. Глаза горели непередаваемой яростью, вскипающей котлами с грешниками в преисподней. Раскрывшийся волчьей пастью рот обнажал лезвия безжалостных клыков, истосковавшихся по нежной плоти. Раздутые до невероятных размеров ноздри дышали гневом.
Свет угасающей лампы укутал саваном сей чудовищный облик. Внезапно тускнеющим взглядом умирающего она погасла, и комната погрузилась во мрак.
- Ах, вот ты где! – застыла рыдающей малютку Эмма у кабинета Френсиса. – Я же говорила тебе, что папу тревожить, когда он работает, нельзя, – вздохнула, сбрасывая усталость с плеч, миссис Грир. – Почему ты меня ослушалась?
Эмма взяла дочку на руки и отнесла к кукольному домику. Вернувшись спустя двадцать страниц, Френсис отлично помнил, что обожаемая им крошка хотела показать ему свои игрушки, но было уже поздно. Девочка уже спала. Супруга разогрела писателю ужин и с толикой досады рассказала о случившемся.
- Надеюсь, она тебе не помешала? – обеспокоенно осведомилась Эмма.
- Нет, все в порядке, – махнул рукой Грир.
- Не знаешь, что ее могло так сильно напугать?
Френсис развел руками, и бывшая медсестра сменила тему разговора, в то время как укрывшаяся с головой под одеяло, Сюста тихо плакала, не в силах выкинуть из головы образ зловещего монстра, личину которого скрывал в себе ее любимый папа, когда писал свои пропитанные ужасом книги.
Подсматривать нехорошо, ибо можно увидеть то, чего наблюдать не следует.
