Писатель устало повалился в кресло. День ни к черту. Издательство поджимало в сроках, им наплевать на его моральное состояние. Редактор требует к концу недели сборник, а у него всего три рассказа. А нужно тринадцать. Как же, у них – бизнес.
А у него рваная рана на душе и чувство никчемности и одиночества. Он больше никому не нужен!
Писатель достал из портфеля плоскую бутылочку коньяка. Открутил крышку и отпил, прямо из горлышка. Сегодня уже месяц, как не стало его жены, Агаты. Он остался один.
Агата была его поддержкой и опорой. Без нее он был бы никем. Господь свидетель, тридцать семь лет в браке и без единого скандала! Они любили друг друга. Почему же тогда Всевышний не дал им настоящих детей?
Писатель сделал еще глоток.
Его ждет ноутбук и десять рассказов. По три на каждый день оставшейся недели. Черт бы побрал этого редактора и всю их издательскую шайку!
Писатель извлек из сумки старый «Asus». Включил. Снова выпил.
В бутылочке было пятьсот миллилитров «Реми Мартин». Осталась половина.
«Проклятье!» - подумал писатель. У него же больше нет наличных, чтобы купить еще. До ближайшего банкомата двадцать километров – в город. В их загородном поселке давно пора завести безналичный расчет. Но что же ему делать сейчас?
Он открыл текстовый документ и хотел начать писать, как замигал значок заряда батареи ноута.
Опять не судьба ему поработать. “Asus” расходовал полный заряд батареи за полтора часа в силу преклонного возраста, его давно пора заменить на более новую модель.
Но писатель медлил. До ноутбука он пользовался печатной машинкой. А этот ему подарила жена. Он отправился в их спальню.
После ее смерти он не выбросил ни одной ее вещи. Вся одежда лежала в шкафу, подаренные писателем духи «Chanel №5» возвышались на трюмо среди кремов и помад. Недовязанный серый шарф с шерстяным клубком покоился на журнальном столике, оборванная нить свисала с края стола.
Оборванная жизнь.
Писатель был один в огромном доме, пустом при свете дня.
Он сделал еще глоток коньяка.
Агата могла бы жить с этим, если бы захотела. Он ведь живет.
А она просто пустила себе пулю в лоб.
***
Писатель с тоской смотрел на пустую бутылку. Настала ночь, скоро придет и ЭТО.
Но теперь он знает, что делать.
Он разжег огонь в камине. Камин был его гордостью. Когда они с Агатой купили этот дом, перво-наперво он заказал огромный камин, чтобы смотреть на огонь в человеческий рост. Печник долго удивлялся желанию заказчика и даже пытался его отговорить, но писатель настоял на своем. Это было важно. Из пламени он черпал вдохновение.
Напротив камина было его кресло и столик, на котором стояла печатная машинка. Уже больше как элемент декора.
Писатель побрел по темному коридору в холл. Агата разрешала курить только там.
Он подошел к окну в холле и распахнул его настежь.
Холодный осенний воздух ворвался в комнату. Писатель закурил.
-Как ты, отец? – раздался шепот сзади.
-Никак, - не оборачиваясь, ответил писатель и выдохнул облачко дыма.
-Грустишь? – еще один голос, плюшевый.
Писатель отрицательно покачал головой.
-Правильно, она не настоящая наша мать, - возмущенно добавил третий голос, писклявый. – Она чужая. Настоящая так бы с нами не обращалась.
-Да, отец, она хотела нас выгнать! – прошелестел первый голос. – Она заслужила смерть.
Писатель сжал челюсти. Он выжидал.
-Ты найдешь нам новую мамочку? – заискивающе пропищал первый голос.
-Конечно, - великодушно согласился писатель. Он потушил сигарету о собственную руку, чтобы проверить. Вспышка боли, красный кружок ожога. Это не сон. И никогда не было сном.
Тогда он обернулся.
Они стояли перед ним, все трое. Созданные им, живущие в его романах. А с приходом ночи, еще и в его доме. Они называют его отцом.
Девочки в белых платьях до пят, простоволосые и босоногие, могли бы быть живыми. Если бы не их мертвенная бледность.
Когда они открывали глаза, то в них светилась отнюдь не детская наивность, а жестокость прожженных маньяков.
Писатель создал их, когда уже отчаялся в успешности своей работы. Истории про мертвых девочек-убийц, девочек-мстителей, быстро понравились публике и принесли ему небывалые гонорары.
Писатель разглядывал своих дочерей. Нож, шило и топорик, что он подарил им во второй книге, были в их руках.
Агата пыталась от них избавиться, приглашала священника в дом. Тот окуривал ладаном всё помещение, пока писателю не стало плохо.
Вызывала экстрасенса, но безрезультатно. Писатель отдал большие деньги, но девочки пришли ночью снова.
После этого Агата жила в страхе. Писатель ее успокаивал, разговаривал с девочками, чтобы они отстали от его жены. Они лишь обещали, что больше так не будут и начинали снова пугать Агату, не давать ей спать. Девочки никогда не любили ее. Знали, что она хочет избавиться от них.
И они провернули с ней это прежде.
Писатель хотел сделать жене сюрприз и забраться в окно столовой с букетом. А вместо этого увидел, что двое младших держат Агату. В руке жены был пистолет, но она сама не владела рукой. Вместо этого ее вела старшая. И на курок нажала тоже она.
«Самоубийство» - констатировали факт полицейские.
Писатель распростер руки. Девочки проплыли над полом поближе и обняли его. Их могильный холод пробирал тело писателя сквозь шерстяной свитер.
-Отец, мы любим тебя, - прошептала Ангелина, глядя на него ясными бледно-голубыми глазами. Холодный бесчувственный взгляд. Она всегда говорила шепотом.
-Да, очень-очень, - тонким голоском пропищала Кристина.
-Сильней всего на свете, - искренне сказала Богдана, самая маленькая.
-И я вас, мои милые, - писатель прижал всех троих к себе. – Сегодня очень важный день. Я решил создать вам братика.
-Правда? – воскликнула Кристина. Писатель кивнул. Она подпрыгнула и захлопала в ладоши. Топорик на поясе качался туда-сюда. Сестры взялись за руки и начали приплясывать.
-Только мне нужна рукопись, - тихо добавил он. Ангелина остановилась и протянула руки. Младшие сестры застыли по обе стороны.
В лучах лунного света заискрились очертания папки с листами, становясь яснее и реальнее. Мгновение – и вот она, его первая рукопись, набранная на печатной машинке и исчезнувшая после публикации первого романа.
-Мы сделаем всё, чтобы у нас появился братик, - звонким голосом произнесла Ангелина. – Ты же нас не обманешь, отец?
-Конечно, нет, мой ангелочек, - потрепал ее по голове писатель и потянулся за рукописью. Ангелина убрала рукопись за спину. Писатель дрогнул.
-Поклянись!
-Клянусь! – в сердцах воскликнул писатель, и девочка отдала ему папку. – Пойду в комнату, к машинке.
Он прошел мимо них, его сердце билось и вырывалось. Внутренности замерли, как при вираже самолета. Писатель ускорил шаг. В столовую! Там его ждала верная печатная машинка и зажженный камин.
Тени сопровождали каждый его шаг. Жуткие и реальные здесь, они были вымышлены только в его рассказах. Он знал имя каждой твари, знал, чем они опасны, что они подчиняются ИМ.
Писатель подошел к машинке. Тени бросились врассыпную по стенам. Он чувствовал, что девочки наблюдают за ним. Раздался скрежет металла по камню. Это Богдана, она любит водить шилом по уменьшенной копии царь-рыбы.
Писатель открыл папку. Вот страницы, приведшие его к известности. С этих листов сошли девочки, и вместе с ними они должны сгинуть.
Он подошел к камину. Смотрел на поленья, потрескивающие в огне. Пламя всегда придавало ему вдохновения, но сейчас он хотел набраться решимости.
Шаг ближе к камину.
-Отец!.. – угрожающе начала Ангелина, но писатель сделал еще один шаг и вошел в огонь.
Пламя сразу охватило его одежду, потом папку с листами. Он вцепился в них со всей силы. Сожрав тряпки и бумагу, огонь набросился на кожу. Писатель закричал в агонии.
Кристина и маленькая Богдана внимательно наблюдали за ним. Ангелина стояла непоколебимая и спокойная.
Кожа писателя краснела и пузырилась. Он повалился на пол, уже без сознания.
-Он перестал быть нашим отцом, - тихо произнесла Ангелина, когда тело писателя прекратило дергаться.
-Ты дала ему не ту рукопись? – с благоговением прошептала Кристина.
-Я знала, что он наделает глупостей. Алкоголик и шизофреник.
-И что теперь будет с нами? – вклинилась в разговор маленькая Богдана.
-Будем ждать новых жильцов в дом, который нам достался, - усмехнулась Ангелина и провела пальцем по лезвию своего ножа. На коже не осталось ни следа. – Будем ждать.