Пена с шипением вырвалась из отверстия и медленно потекла по прохладным бокам алюминиевой банки. Гоша тихо выругался сквозь зубы и интенсивно затряс рукой, пытаясь стряхнуть с нее капли пива.
- Вот всегда у меня так! - разочарованно пробормотал он, делая большой глоток из запотевшей банки. Вася, тем временем, легким движением пальцев открыл свое пиво, причем сделал это так искусно, что никакой пены и в помине не было.
- Как это у тебя получается? - завистливо протянул Гоша, глядя на довольно ухмыляющегося друга. Василий пожал худыми плечами и с наслаждением отхлебнул напиток:
- Вот это я понимаю — кайф! - Он даже зажмурился от удовольствия, позволяя густым, черным ресницам коснуться его бледных щек.
«Бабы, наверное, на него так и вешаются!» - невольно подумал Гоша, глядя на своего товарища. Василий был довольно симпатичным молодым человеком, со слегка вьющимися темными волосами, обрамляющими бледное, слегка уставшее лицо. Большие карие глаза, всегда смотрели с легким, лукавым прищуром, от чего казалось, что он вот-вот выкинет что-нибудь этакое. Единственное, что немного портило его миловидность - это излишняя худоба. Плечи и колени у Василия от этого казались острыми, а сама его фигура выглядела слегка угловатой. Сам же Гоша был довольно посредственным молодым человеком, с круглым, румяным лицом и коротким, жестким ежиком светло-русых волос. Девчонки никогда не баловали его своим вниманием, хотя, возможно, это происходило отчасти и из-за того, что он совершенно не умел с ними общаться.
Он познакомился с Васей случайно, то ли в каком-то клубе, либо их свели общие знакомые. Признаться, тогда он был чертовски пьян и несказанно удивился, очнувшись этим утром в незнакомом доме, у незнакомого парня. Василий уже успел принести от куда-то пива, и Георгий с благодарностью принял прохладную банку пенного напитка. Когда после первой похмелье немного отступило, Гоша, немного смущаясь, поинтересовался, как он здесь оказался. Его новый знакомый рассмеялся и глядя на него все с тем же хитрым прищуром спросил:
- Что, совсем ничего не помнишь?
В тот момент, Гоше стало неловко признаваться, что «матушка пьяная амнезия» этим утром вежливо навестила его, поэтому он промычал в ответ что-то невразумительное. Как позже выяснилось, новый знакомый проживал в старом, покосившемся домике, с удобствами на улице. Домишко был крошечный и состоял из полуразвалившейся веранды, кухни и большой, обставленной старыми, пропахшими ветхостью вещами, комнаты. Из всей мебели в комнате находились телевизор, диван, топчан в углу, стол, застланный потертой клеенчатой скатертью и два стула, которые то ли стонали, то ли скрипели, когда на них кто-нибудь садился. Еще в комнате громоздился большой шкаф из темного дерева. Он словно исполин возвышался над всем находящимся в этой комнате.
- Домишко я снимаю за копейки. - Пояснил Вася, обводя рукой свое скромное жилище. - На большее моих скромных финансов просто не хватает.
- Не парься. - Гоша смущенно улыбнулся. - Женщинам нравятся старые дома с приведениями.
Василий рассмеялся и допив остатки пива, бросил его в груду пустых алюминиевых банок. Солнце медленно садилось за горизонт, уступая место вечернему сумраку.
- А знаешь, - Вася открыл новую банку — Я слышал забавную историю связанную с этим домом.
Гоша откинулся на спинку стула и губы его растянулись в пьяной ухмылке:
- Ну, и что это за байка? Страшная, надеюсь? Люблю ужастики! - Он икнул и глупо захихикал. Все выпитое за день давало о себе знать. В голове приятно гудело, хотя движения теперь получались резкими и неуклюжими.
Вася явно обрадовался столь внимательному слушателю, и почти торжественно начал:
- Говорят, когда-то здесь жила старуха, злая, взбалмошная бабка, которую ненавидели все соседи. Деревенька эта была небольшая, всего двадцать дворов, сейчас-то конечно тут все застроили... Да ладно, я не об этом. Так вот, среди деревенских ходили слухи, что она убила своего мужа, да и любовницу его в придачу. Правда это, или нет, до сих пор никто не знает, да вот только соседи ненавидели и боялись ее. Еще поговаривали, будто у нее был дурной глаз, и она могла наслать порчу, поэтому никто из деревенских жителей не желал с ней лишний раз связываться.
Была в этой деревне еще одна беда - сынок ее. Бабка души в нем не чаяла, с малолетства тряслась над ним, как курица над яйцом. До тринадцати лет ходила за ним, да сопли платочком вытирала. Рассказывали, будто был один случай, когда сынуле ее драгоценному соседский парнишка подножку подставил. Тот на землю упал и коленку в кровь разбил. Увидела это старуха в окошко, выбежала из дому, да и отхлестала обидчика сынули своего драгоценного прутиком по заднице до такой степени, что это самое место у пацана в кровь располосовано было. Так-то.
Вырос сынок избалованным и жестоким. Пока подростком был - животных до смерти мучил, а как постарше стал, то на людей перешел. Как только в деревне четвертого убитого паренька нашли, терпению жителей пришел конец. Решили они самосуд устроить, собрались всей деревней и направились к дому, где бабка эта живет. Разъяренная толпа ворвалась в дом убийцы, который в это время спал в стельку пьяный на топчане. Старуха бросилась деревенским наперерез, прикрывая спящего сына. Она отчаянно махала своей клюкой, пытаясь защитить от озлобленных людей спящего отрока. Но что могла сделать худая, больная старуха против толпы? В общем, забили они того до смерти. Говорят, от лица его одно сплошное кровавое месиво осталось. Когда отомстившие жители покидали дом, в след им неслись проклятия убитой горем старухи.
Деревенские жители со страхом ждали страшных бед, которые пророчила им бабка, но прошел месяц, а в деревеньке все тихо и спокойно. Осмелев, решили они наведаться в дом к старухе - уж не померла ли она часом от горя? Говорят, когда дверь-то открыли, запах в доме стоял такой, что некоторые сознания потеряли. На топчане валялось то, что некогда было молодым парнем. Мухи жадно копошились в гниющих кусках мяса, которым стало его лицо. Самой бабки нигде видно не было. Тогда особо смелые решили осмотреть дом.
Старуху нашли в шкафу, она повесилась на старой огородной веревке, в посиневших пальцах она сжимала фотографию сына, а черные губы растянулись в страшной улыбке, обнажая гнилые зубы. После этого дом заколотили и с тех пор обходили стороной. Вот такая вот веселая история.
- Ну ты даешь! - Гоша удивленно присвистнул. - Либо у тебя классная фантазия, либо ты полный псих, раз живешь здесь. Я думаю первое. Ну ты и напугал!
- Думаешь, я наврал? - На лице Василия застыло обиженное выражение. - Думаешь, я все выдумал?
- Ну да. - Гоша смял очередную пустую банку из под пива. - Скажи еще что бабка эта до сих пор в этом шкафу висит.
Внезапно в комнате раздался тихий скрип. Оба молодых человека вскочили со стульев и обернулись к большому темному шкафу. В свете слегка покачивающейся лампочки Гоша с ужасом увидел, как медленно отворяется дверь шкафа. Вот темная щель приоткрылась на пять сантиметров, вот уже на десять, вот из черноты шкафа показалась белая, костлявая рука, со сморщенной старушечьей кожей.
- Ч...что это? - Гоша не мог оторвать взгляд от жуткого зрелища. Наконец, дверь открылась полностью, и в комнату вошла старуха. Белесые глазки бабки зло глядели на вжавшихся в стенку парней. Почерневшие, тонкие губы оскалились, обнажая гнилые остовы зубов.
- Вась... Что происходит? - Гошу охватила паника. - Это что, прикол, да? Надо сматываться отсюда, и побыстрее! - Он схватил парня за руку и потащил к выходу, но тот не сдвинулся с места. Обернувшись, Гоша с ужасом увидел, что на губах Василия играет улыбка. - Эй, ты что?
- Иди... Сюда... - вдруг прошипела бабка, указывая пальцем на Гошу. - Ты... Мой...
- Забирай его, мамочка! - С этими словами Василий с силой толкнул охваченного ужасом парня прямо в цепкие руки старухи.
- Неееет! - Гоша пытался вырваться из крепко ухватившихся за него костлявых пальцев, но все его усилия оказались тщетны. Старуха, дыша на него невыносимым смрадом, волокла парня в шкаф. Гоша из последних сил обернулся, моля Васю о помощи, но тот лишь улыбаясь стоял, прислонившись к стене. Наконец, старуха затащила свою жертву в шкаф и тяжелая дверь со скрипом захлопнулась.
Василий постоял еще немного, затем подошел к деревянному исполину, приложил к нему ухо и прислушался. Из-за двери доносилось довольное чавканье.
- Скоро мамочка, совсем скоро, я приведу к тебе еще кого-нибудь. Они еще пожалеют, что так обошлись с нами.
Сказав это, он лег на старый топчан и закрыл глаза. Постепенно тело его начало разлагаться, пока из под лохмотьев мяса не показались белые кости. Красивый нос его, словно провалился в череп, глаза, как жижа, стекли в опустевшие глазницы. В доме все стихло. Лишь одиноко ухала сова, и звук этот эхом разносился над заброшенной деревней, из которой много лет назад, при загадочных обстоятельствах, исчезли все жители.
