В начале марта небо над Москвой начинает оттаивать. Сходит на нет тяжелая синева туч, все чаще рассыпаются теплыми бликами быстрые солнечные зайчики. Снег начинает темнеть, превращаясь в грязное ломкое кружево, обрушивается в синие лужи, которые привольно разлились по асфальту, благодаря долгожданной оттепели… Прозрачная синева манит близким теплом - нежный, радостный цвет, и кажется, что всем надеждам суждено сбыться…
Таким было небо в тот день, когда в одном из районов оттаивающей от всем надоевшей зимы Москвы, в наспех занавешенной комнате, молодой мужчина лихорадочно срывал грязные рваные тряпки с лежащего на полу длинного свертка. В прореху занавеси, сквозь муть давно немытого стекла, можно было видеть, как на безмятежную синь неба набегают легкие белоснежные облачка, но быстрота их полета не обратила на себя внимания мужчины, да и чему удивляться, ведь весной погода меняется так быстро... Дрожащими от нетерпения руками он срывал со свертка плесневелые тряпки, обнажая коричневую полированную поверхность какой-то деревянной фигуры. Вконец запутавшись в ремнях и хлястиках, опутывавших большую голову неведомой скульптуры, он окончательно разволновался, раздраженно дернул и разорвал оставшуюся неподатливую рухлядь. Любопытный лучик солнца юркнул в щель занавесей и осветил стоящего на коленях мужчину, благоговейно смотрящего на лежащую перед ним древнюю статую египетского бога Анубиса. И казалось, что не гнилая ветошь валяется вокруг, а расшитая золотом тонкая богатая ткань, и не запах плесени витает в захламленной грязной комнате, но льется из невидимых жаровен восхитительный букет благовоний. Но тут на солнце набежало облако, и нахальное любопытство луча было пресечено, а мужчина, встрепенувшись, продолжил начатое дело. Распростершись на древнем боге, он начал оглаживать руками полированную поверхность деревянной груди, и, наконец, нащупав что-то, издал ликующий крик и вскочил. Грудная клетка скульптуры была растворена, а в руках мужчины тускло поблескивал большой железный ключ, настолько массивный, что руки дрожали под его тяжестью; настолько холодный, что все его разгоряченное суетой и ожиданием тело враз облепили колючие мурашки, и не сразу справился он с коченеющим холодом где-то в самой сердцевине души. А облака неслись все быстрее, и все более увеличивалось их число, но они не затмевали солнца и уже не отбрасывали тени, и неслись против ветра, неслись к сердцу города...
Мужчина нервным движением оттер капающий с лица пот, поднял глаза к небу, но некому было помолиться ему, и не у кого просить благословения; с решимостью смертника перехватил он покрепче тяжелый ключ и с глухим стуком вставил его в разверзнутую грудь Анубиса, и вложил в пустые глазницы бога два полупрозрачных резных оранжевых шара, и еще один, немногим больше, в грозно приоткрытую пасть.
И взбесились облака над Москвой, и, теряя свою свободную форму, перетекли в сияющих белых лошадей, и солнце лилось, преломляясь в полупрозрачных копытах их, и летели по ветру белоснежные гривы. И над ними летел по небу огромный жеребец, неторопливый галоп которого был плавен и величествен, он нес на себе седока - грозного седока, чей черный плащ развевался на полнеба, и чудились в бархате его жаркие египетские ночи, чужие звезды мерцали в струящихся складках, и в шорохе их угадывался низкий страстный шепот, шуршание песка и треск догорающих свечей.
Никто не увидел, как вскрикнул мужчина, как подкосились ноги его, сбежалась морщинами упругая молодая кожа и побелели виски. Крик его затерялся в нарастающем топоте, кровь густела, а табун в небе набирался жизни, наводя на улицы города быстро мелькающие тени.
Треснула стена, и на пропыленную темную комнату обрушился поток света. Однако тут же свет был заслонен исполинской фигурой, и насмешливый голос на певучем чужом языке громко и властно потребовал ответа. На пыльном полу зашевелилась кучка тряпья, и приподнялся, опираясь на руку, обессиленный сгорбленный старик. Седые выбеленные волосы рассыпались по плечам, выцветшие пытливые глаза потерялись в бороздах морщин, но силен и крепок был голос его, назвавший себя. Свет померк вокруг величественной фигуры пришедшего, и он, подойдя к старику вновь, спросил его, но не было теперь в его голосе насмешки и надменности, только безмерное удивление узнавания и с трудом скрываемое сочувствие. Тих теперь был голос старика, тих и горек, как пережженная степная трава, как пепел старых непрочитанных писем и шорох опадающих листьев в осеннем лесу. Резким голосом заговорил сошедший с древних фресок Бог, и читались в интонациях его раздражение и недоверие. Мрачность залила лицо старика, но не было в нем покорности, и в падающих на него грузом словах уловил он нечто, что подстегнуло уходящие силы. Украдкой скользнули в сухую ладонь, один за другим, мерцающие оранжевые шары, и недобрая улыбка пробежала по губам. Неожиданно резким движением выпрямился он и протянул руки к пришедшему по его зову, и загорелись в руках сияющие оранжевые шары. Страшен был крик удивительного гостя, страшно и проклятие, поразившее своевольного старика. Нелепо взмахнув истощенными руками, грузно повалился он на пол, и стекленеющий взгляд успел уловить бешеную пляску белоснежных лошадей за окном, оплывающих в легкие, невесомые облака. А оранжевые шары, упавшие на подоконник, тихо покатились к распахнувшемуся окну и скатились в подтаивающий весенний снег.
Синеватые тени, переплетаясь с игрой солнечных бликов, привлекли к себе внимание маленького ребенка, играющего в куче сваленного дворником снега. Озорные глазки блеснули радостно и весело - блестящие на солнышке артефакты так напоминали леденцы! Теплая ручка ласково накрыла новые игрушки, один шарик вскоре был обменен на свежевыструганный кораблик у Витьки из соседнего двора, а второй потом еще долго валялся в ящиках со старыми игрушками. Третий же, последний шар, откатился за забор и был найден не сразу, однако через несколько дней проходящий мимо молодой человек нагнулся за симпатичной безделушкой. Молодой человек, в будущем один из великих поэтов столетия, так никогда и не узнал, что хранил у себя один из величайших в этом мире магических артефактов - каменное сердце египетского бога Анубиса.
