В землю дом по колено врос,
крыша цвета засохшей крови,
и труба задаёт вопрос:
«На каком держусь честном слове?»
Здесь старушка одна жила
от большого села далече,
мрежи ловко она плела,
говорили: приди – излечит.
Вертоград её – грива льва,
проводящего дни в безделье,
под калиной росла трава
для настоя лихого зелья.
Бросит травы в котёл, обряд
совершит, а на дымный морок
книг старинных глаза глядят
с многочисленных старых полок.
Вечерком она тихо шла
в лавку сельскую «семь на восемь»,
никому не желая зла,
только кто-то вдруг «...ведьма» бросил.
Жар безумья хмельной народ,
как в поганой истопке, корчит.
Кто-то молвил: «пугает скот»,
кто-то вставил: «наводит порчу».
Улыбнулась: «В себя гляди!»
и пошла до двери старуха,
но ударил в висок один.
Вот и всё. Умерла без звука.
