День медленно катился к завершенью.
А городской народ спешил зайти домой.
Молиться где он будет, стоя на коленьях,
Чтоб не случилось ничего порой ночной.
Сгорали золотые нити солнца.
Проигрывал ту битву день. А ночь
Смеялась - день не в силах тем помочь,
Кто не успел укрыться за оконцем
Дома своего. Спасительного храма,
Куда нет хода тьме и сыновьям ее.
Дырявый пол, крест, да гнилая рама…
Такой вот храм. Такое вот жилье.
Все стелет тьма ночная свой ковер.
В ней сотни тысяч глаз во тьме сверкают.
А завелось уже так с давних пор -
Беги в дом прочь, лишь только день смеркает.
Но есть в том городе беда страшнее тьмы.
Цепями скованный, он в темноте извечной
В глубинах спит - Хранитель пустоты.
Хозяин ужаса и боли бесконечной.
Закован в кандалы он уже сотни лет.
Стальная маска ослепила на века,
Чтобы его пустых глазниц багряный свет
не тронул мир людской. Не сеял зла.
Хранитель пустоты на крыльях воспарил -
Хозяин ночи и кошмарных снов.
Свод каменной пещеры эхом озарил
Лишь звук спадающих с него оков.
Мехнир остановился и отложил лютню в сторону. Задумчиво почесав бороду, он лишь усмехнулся пришедшим ему в голову рифмам. Но самое удивительное было то, с какой необычайной легкостью он подобрал мелодию к ним.
- Ну что, старушка! Завтра соберем немного золотых на пиво для старого трубадура? – широко улыбаясь, сказал Мехнир, похлопывая инструмент по деревянному боку, но инструмент отозвался лишь глухим, протяжным стоном вибрирующих струн. И не услышал старый трубадур, что где-то внизу, глубоко под землей, раздался лязг цепей и звон упавших кандалов на каменный пол.
