На званый ужин знаменитой госпожи
Приглашены были халдеи одиночества,
Ряжены шелком и дерюгою души,
Скрывали фальш, даря цветы ее высочеству.
А госпожа была собою хороша,
Не глядя на месье Оноре де Бальзака,
На безымянном белом пальце - без кольца,
С особой тщательностью подходила к браку.
Среди гостей всех именитых и богатых
В толпе мелькнуло чье-то юное лицо,
Едва дойдя до совершенства лет крылатых,
На нем белел еще пушок вместо усов.
В подарке проявил юнец оригинальность.
Он не почтил ее букетом алых роз,
А, презирая всей душой сию банальность,
Вручил соломенную куклу ей всерьез.
"Я Вам дарю от всей души мое творение!
Оно, как вы, не лишено отнюдь прекрас
И вызывает в сердце радость умиления.
В ней что-то есть очень похожее на Вас!"
И вправду кукла внешне чем-то походила
На госпожу своею правильностью форм.
Но госпожу почтенье то не впечатлило,
Из общепринятых что выходило норм.
Не захотев принять изысканный подарок,
Вернула куклу обладателю соломок,
Причину пряча за стеклом надменных глазок:
"Сердечный рыцарь мой - мужчина, не ребенок."
Покинул зал он со смертельною обидой,
Ловя гостей пренебрежительные взгляды,
Но ничего перед собой уже не видел
В руках с единственной соломенной отрадой.
Ночь опустилась покрывалом тьмы на город.
Огни погасли и в душе вместе с любовью.
Сменив очаг нежнейших чувств на дерзкий холод,
Спешило сердце поделиться своей болью.
В одной руке была соломенная кукла.
В другой - пропитанная ядами иголка.
На остриё заклятием ложились буквы...
Игла вонзилась в сердце куклы сквозь соломку.
А в это время госпожа у себя дома
За сердце резко вдруг схватилась с диким страхом,
Затем упала на паркет с предсмертным стоном
И приказала жить нам долго, громко ахнув.