«Каждую ночь в четверть часа пополуночи она обходит покои замка…»
Старая несвижская легенда.
Как любое историческое место, древний Несвиж, подобно старым городкам Европы, окутан многочисленными легендами и преданиями, словно отголосками действительных событий, свидетелем которых он некогда был. Но, как и большинство наших стародавних местечек, Несвиж не сразу открывает заезжему туристу свои секреты. Если ехать через город, скажем, на машине, по главной улице, вы вряд ли сможете почувствовать своеобразный «аромат города», если не считать, «аромат» местного молокозавода. Прямые улицы, универмаг, столовая, автостанция, школа и, наконец, здание горсовета на типично советского образца площади. Немного в стороне – фигура незабвенного вождя мирового пролетариата с аккуратной цветочной клумбой перед ней. Мелькнет где-то за хрущевскими коробками домов несколько шпилей да купол храма и – конец города. Только ратуша проводит вас своим взглядом через дамбу, мимо причудливых ворот в частный сектор «нового города». Прощай Несвиж, что в тебе нашли писатели и поэты нынешних и ушедших времен?
А ведь все было так близко. Свернуть у ратуши на боковую улицу, оставить машину у ворот Фарного костела, зайти внутрь и вот, вы в самом сердце уже княжеского Несвижа. Со стен храма глядят на вас потускневшие старинные фрески и мраморные лики ангелов, в торжественном молчании выстроились скамьи для прихожан, в полумраке главного алтаря перед распятием – теплятся вечные огоньки лампад. Даже на старой люстре – желтые восковые сталактиты тысяч свечей, словно сгоревших здесь за времена с конца 16 столетия, когда был построен этот храм. Спросите разрешения у служительницы возле входа и она проведет вас на десять ступеней вниз – и на несколько столетий назад – в подземное сердце костела – родовую усыпальницу князей Радзивиллов. Десятки резных саркофагов бывших хозяев города, не оставят без впечатлений ни одного посетителя. Невольно задумаешься, сколько судеб и прожитых жизней нашли последний покой под этими мрачными сводами. И вот тогда, в тишине холодного склепа, куда долетают лишь звуки органа во время литургий, наедине с его обитателями, понемногу приходит осознание стремительности и мимолетности жизни настоящей в сравнении с этой неизвестной, непостижимой для нас теперешних, и потому полной тайн, жизнью ушедших поколений. А выйдя из склепа и вдохнув полной грудью свежий воздух ближних озер, пройдясь по шуршащей опавшей листве, дорогой к замку Радзивиллов, а от него – по наполненной тенями аллеям столетнего парка, вы настолько погрузитесь в атмосферу бывшей княжеской столицы, что оставленная вами за несколько сотен метров машина на стоянке, покажется далекой и нереальной. Если вы, конечно, вспомните о ней, до того, как выйдете из ворот замкового парка.
А что же сами хозяева этого места, Радзивиллы? Как заглянуть в давно закрытые книги их жизней? О чем пишут историки и говорят экскурсоводы? Да, в этом есть смысл и, наверняка, правда, но ведь это лишь отблески прошлого, трактуемые через призму сегодняшней реальности. Даже на одной и той же экскурсии разные люди по-разному реагируют на слова экскурсовода. Почему герой рассказа поступил так, а не по-другому, зачем сделал это и это? Вопросов здесь всегда больше чем ответов, и вряд ли кто-то, кроме главных героев этих книг сможет дать нам ответ. Даже сегодня, порой, люди не могут понять, почему сделали тот или иной выбор, что уж говорить о делах минувших. Так, у каждого рождается своя «правда», свой вариант истории. И вот, даже эти частицы фактов постепенно превращаются в легенды, предания. И уже для многих несвижских туристов знаменитая «Черная панна» Несвижского замка не кто иная, как Барбара Радзивил, представительница Биржайской ветви рода, всю жизнь прожившая в Вильно и Кракове и умершая за три с лишним десятка лет до того, как был заложен первый камень в основание замка. Или повесть о несчастной молодой княжне, похороненной в гробу в сидячем положении, из-за того, что ждала любимого конюха в парке, замерзла и оледенела на морозе. Неважно, что в этом «горбатом» гробу, находится еще один с прикрепленной к крышке металлической статуэткой, которая и создает «горб» на внешнем саркофаге, а рядом прикреплена табличка с годами жизни умершей, из которых она предстает нам весьма не молоденькой девушкой, а скорее, старой бабушкой. Но кого, право, волнуют такие мелочи? Для достижения цели все средства хороши. И если вы задались благородным делом пробудить в постсоветской и недобуржуазной душе нашего человека историческую память и гордость за предков, вам прямая дорога к легендам. С этого начинают все, вот только потом человек сам решает, оставить ли свои знания на этом уровне, или «покопаться» в истории поглубже?
Развенчивать легенды – неблагодарное дело. Но только, если вместо красивой сказки ничего не предлагать. А если рассказать вместо выдуманного сюжета не менее увлекательную правду? Почему бы и нет? Именно эту тонкую грань мы обсуждали лет десять назад с ныне покойной Клавдией Яковлевной Шишигиной – автором сборника «Легенды Несвижа», тысячекратно с разрешения и без оного, цитирующихся во многих статьях, экскурсиях, интернет-ресурсах [1]. Читать ее легенды – безумно интересно, несмотря на то, что в глубине души понимаешь: такого в реальности, скорее всего, произойти не могло. Но легенды на то и легенды. Я помню, тогда, еще подростком укорил Клавдию Яковлевну в том, что легенды – это всего лишь вымысел, зачем же придумывать сказки, если и так не хватает именно научной фактуры. Тогда она рассказала, как создавалась ее первая книга «Музы Несвижа» [2].
Еще в начале восьмидесятых, когда о Радзивиллах не было почти никакой информации, а архивы были надежно закрыты для «простых смертных», она писала свою первую книгу о Радзивиллах, но информации было так мало, что ее доводилось искать по крупицам, во многом – по рассказам старожилов. Уже тогда она поняла, что написать в те годы научную монографию о жизни феодалов-угнетателей-кровопийц и вчерашних «врагах народа», начав все почти с абсолютного нуля – неподъемный труд для провинциальной учительницы, а так, чтобы эту книгу прочитали и полюбили советские люди – почти нереально. Вот тогда и родилась эта идея показать нашу историю через романтично придуманные легенды. Что-то бралось из чудом уцелевших в библиотеке еще польских книг, что-то записывалось из уст стариков, остальное дополнило воображение автора. Но книга свою цель выполнила. Несвижем заинтересовались не только историки, но и просто любознательные: поток людей в Несвиж кроме отдыхающих в санатории замка постоянно увеличивался. Туристов принимала сама Клавдия Яковлевна, она же и проводила увлекательнейшие экскурсии, одну из которых мне посчастливилось застать летом 1996 года.
С тех про прошло много лет. Автора больше нет на свете, но ее книга до сих пор живет. Она стала хрестоматийной, своеобразной популярной историей рода. Пришло время рассказать некоторые из них на страницах этого журнала, обогатив некоторые из них новыми, найденными за это время историческими фактами.
А чтобы слушать старые предания было еще увлекательнее, вернемся снова в несвижскую усыпальницу Радзивиллов под фарным костелом. Здесь, в специальной комнате стоит несколько больших и десяток миниатюрных, детских гробов. Легенда гласит, что в этой комнате похоронена несчастная мать и ее двенадцать детей. В лунные ночи душа убитой горем женщины превращается в сову и, прилетая к маленьким гробам, стенает и плачет над ними. Совиный крик слышен далеко от костела, и прохожие, спешащие домой в столь поздний час, предпочитают обойти княжеский склеп стороной, чтобы не слышать леденящих душу криков. Называется и имя матери – Катажина Радзивилл, из рода Собесских (1634–1694) – родная сестра короля Речи Посполитой – Яна III Собесского. И действительно, эта княгиня была второй женой шестого несвижского ордината Михала Казимира Радзивилла (1635–1680). Только потеряла она пятерых детей, умерших в раннем детстве
Конец 17 века, Великое княжество Литовское обессилено кровавом «потопе»: в войнах с Хмельницким, Московией, Швецией, Турцией… Историки считают, что население нашей страны тогда сократилось вдвое. Кругом разруха, голод, болезни, тысячи крестьян покинули деревни и ушли искать лучшей доли, многие ушли к мятежникам на Украину, многие занялись просто разбоем на дорогах. Немудрено, что в таких условиях новорожденные, даже благородных кровей и в семьях с достатком, умирали тысячами. Не обошла стороной смерть и радзивилловское гнездо.
Княгиня Катажина Радзивилл в хрониках рода прославилась не только своим королевским происхождением. Это была весьма умная, честолюбивая и принципиальная женщина с истинно «королевским» характером, которая могла содержать в порядке не только огромнейшие владения своего сановитого мужа, но и вмешиваться, а порой, и открыто влиять на дела государства, не считаясь ни с чем. Так, по некоторым версиям, она скрыла от своего первого мужа – Владислава Доминика Острожского, что ее первенец был вовсе не от него, а от ее первой любви – Дмитрия Вишневецкого. Это не помешало ей спустя много лет выдать свою дочь Теофилию за своего бывшего любовника, поскольку ее новый муж – Михал Казимир Радзивилл оказался в оппозиции короля, а Дмитрий Вишневецкий как раз приходился новому королю близким родственником. Спустя еще какое-то время, когда трон Речи Посполитой не без помощи Михала Казимира Радзивилла занимает ее родной брат Ян Собесский, Катажина становится лучшей подругой его жены – королевы Марии Казимиры, несмотря на то, что королева была француженкой по происхождению. В радзивилловском архиве хранится обширная переписка двух царственных дам на французском языке, еще почти нетронутая пытливым взглядом исследователей и, без сомнения, хранящая великое множество открытий. Но оставим в стороне политическую и общественную жизнь этой несомненно достойной женщины, подробнее о ней можно прочитать в интернете.
Обратимся к личной жизни семейства Радзивиллов в то время. И новой легенде, причудливо переплетающейся с историческими фактами. У княгини Катажины подрастал сильный и здоровый наследник – будущий глава несвижской ветви Радзивллов – князь Кароль Станислав. В будущем современники прозовут его Justus – хранитель прав или Справедливый. Ну а в те годы он был молодым парнем, и, будучи молодым, не делал ставок на богатство и знатность девушек, больше прислушиваясь к своим чувствам, нежели к голосу разума и холодного расчета. Тем более, что недостатка в богатствах у него не было. А раз так – то и выбор молодого князя не ограничивался лишь кругом себе подобных. Не мудрено, что его избранницей стала простая несвижская горожанка – Мария. Княгиня-мать поначалу смотрела на увлечение своего сына со снисхождением и пониманием, и не препятствовала сыну, объясняя все это его молодой и горячей кровью, но чем больше проходило времени, тем более подозрений и сомнений в легкомысленности поступка сына зарождалось в ее душе. Не раз будто бы невзначай затевала она разговор с сыном по беспокоящему ее вопросу с тайной надеждой узнать, что его фавориткой стала другая, и каждый раз он доказывал ей серьезность намерений по отношению к Марии, что повергало старую княгиню в глубокие и неутешительные размышления. С одной стороны, она всем сердцем любила Кароля и желала ему счастья, но, отлично понимая чувства сына, не могла смириться с тем, что она – сестра высшей особы государства и лучшая подруга королевы, повелевающая тысячами собственный подданных в княжестве мужа станет родственницей одной их этих безродных семей?? Эта мысль была просто недопустимой. И дело было даже не в скромном приданном невесты, хотя для Радзивиллов это всегда было не последним достоинством невесты. Породниться с простолюдинкой значило навсегда потерять престиж и уважения со стороны минимум одного двух поколений тогдашних семейств-олигархов, заправляющих в государстве. Что скажут Пацы, Вишеневецкие, Огинские, Чарторыйские? Как отнесутся к этому самые главные конкуренты Радзивиллов – Сапеги? Как минимум, пользуясь таким счастливым случаем, сделают из Радзивиллов посмешище; с помощью связей и денег лишат их высокого покровительства, раструбят о диком мезальянсе по всем Европейским дворам! Радзивиллы, так покровительствующие введению изысканных французских традиций, мод, этикета при нашем королевском дворе, принесенных сюда королевой Марией Казимирой вместо грубоватых «сарматских», окажутся стоящими на одной ступеньке с простыми горожанами? На карту было поставлено очень многое. А посему, княгиня Катажина приняла решение: она найдет сыну прекрасную невесту из своего круга. Но как заставить молодого князя отказаться от любимой? За многие годы придворной жизни, княгиня была весьма искушена в подобных ситуациях и для нее это не представляло серьезной сложности. Главное – найти невесту.
Вскоре и эта задача была успешно выполнена: при дворе княгини воспитывалась девушка из старинного рода Сангушко – Анна. Воспитанная под неусыпным оком княгини, Анна была признана своей патронессой лучшей из кандидаток на руку сына. Остальное оказалось делом ловкого обмана. Как гласит легенда, в назначенный день мать велела сыну празднично одеться и прийти в костел – там должно было состояться чье-то венчание. То же распоряжение было передано и Анне Сангушко. Ничего не подозревающие молодые люди прибыли в Несвижский храм в назначенное время, где уже собралась многочисленная толпа родственников и знати. Анну и Кароля разместили рядом. Когда ксендз начал венчальную литургию и молодые люди услышали свои имена в качестве новобрачных, было уже поздно. Опозорить род и сбежать от невесты из храма на глазах всех, не мог позволить себе даже молодой князь. Вскоре церемония завершилась. Родня и гости принялись поздравлять обескураженного князя с молодой женой, и никто не заметил, девушки в скромном наряде, безутешно плакавшей у ограды костела 4. С этого дня пути их разошлись навечно. Для князя Кароля – новая и ответственная жизнь главного наследника и представителя рода, будущего отца, для его бывшей возлюбленной – монашеская келья несвижского бенедиктинского монастыря. По легенде много лет спустя заезжий музыкант услышал от сестер-бенедиктинок эту историю и воплотил ее в своем произведении, которое назвал «Ave Maria» [1].
А как же сложилась судьба новой жены князя Кароля, княгини Анны Радзивилловой? Не прогадала ли старая княгиня Катажина, выбрав ее своей невесткой? Исторические факты дают представление о том, что характер ее был весьма схож с характером ее воспитательницы. Сами Радзивиллы называют ее «Мудрой». Еще бы, ведь за время своего правления в Несвиже она не только укрепила позиции рода, но и значительно поспособствовала его процветанию и увеличению влияния и богатства. При ней и следующем поколении Радзивиллы, достигли апогея своей состоятельности. Княгиня впервые принесла в свое княжество практику мануфактур, основав на своих территориях более десяти подобных предприятий, и пригласив для этого мастеров из-за рубежа. Продукция их на то время и сейчас является верхом мастерского искусства, среди которых и знаменитые слуцкие пояса, фарфоровая и стеклянная посуда, мебель и драгоценности, ставшие впоследствии украшениями не только радзивилловских, но и многих других магнатских резиденции по всей стране. Сейчас эти уцелевшие вещи, на вес золота ценятся в музеях по всему миру, хотя Беларуси, по иронии судьбы досталось меньше всех от этого наследия, некогда произведенного на ее земле. Княгиня Анна отремонтировала и наполнила произведениями искусства многочисленные замки рода: в Мире, Бялой, Олыке. Именно в ее время вокруг этой деятельной особы формируется целый штат придворных художников, архитекторов, музыкантов – словом, не только творческих, но и практических профессий, мастеров своего дела, обязательным уловим контракта с которыми было обучение и передача драгоценных навыков местным умельцам. Таким образом, формировался будущий слой отечественных специалистов высокого класса начиная от стекловаров и заканчивая художниками. Заслуги княгини Анны перед родом можно перечислять долго, а жизнь этой женщины достойна отдельной монографии. Почти одновременно потеряв мужа и взрослого сына, оставшись с детьми, самому старшему из которых было 17 лет, княгине суждено было еще долго нести огромную ответственность не только за своих близких, но и репутацию рода в целом. В связи со сказанным, становится вполне объясним твердый, целеустремленный, строгий и зачастую принципиальный характер княгини Анны. Вот как о ней в своем дневнике вспоминает сын – князь Михал Казимир (1702–1762), после того, как он отказался от предложенной матерью невесты и намеревался познакомиться с другой.
В«31 января 1725 РіРѕРґР°. Пришел СЏ РІ себя (после болезни) здесь Рё далее перевод Рё РїСЂРёРј. автора), Р° РєРЅСЏРіРёРЅСЏ Ее Милость (РђРЅРЅР°) очень злилась РЅР° меня, РёР·-Р·Р° того, что поскорее хотел познакомиться СЃ княжной воеводинкой Краковской (имеется РІРІРёРґСѓ дочь краковского воеводы, будущая жена РєРЅСЏР·СЏ Францишка Уршуля РёР· Вишневецких), Рё если понравится, стараться Рѕ ней, чего РјРЅРµ (РєРЅСЏРіРёРЅСЏ РђРЅРЅР°) очень РЅРµ желала. Рђ это намерение РјРѕРµ открылось таким образом: пришла почта, Р° РІ ней пишут, что княжна воеводинка Краковская обручилась СЃ Его Милостью паном Жевусским…. Рта новость так меня поразила, что матушка РјРѕСЏ весьма прозорливо это заметила Рё спросила меня, что тут Р·Р° история? РЇ РЅРµ Рѕ чем РЅРµ признался, Рё так тот день кончился. Назавтра (матушка) подговорила сестру РјРѕСЋ Теклю, чтобы та Сѓ меня выспросила….отчего СЏ так переменился, РєРѕРіРґР° почту читал….РќРµ успела вытянуть РѕС‚ меня ответ, как уже донесла его матушки моей, которая узнав РѕР±Рѕ всем СѓР¶ третий день плачет Рё очень недужит. Приказала РјРЅРµ явиться Рє себе сегодня Рё сразу начала выговаривать: «Что Р·Р° легкомысленность твоя такая, РЅР° зная дамы, влюбляться?В» РЇ отвечал, что дама (эта) достойная РІРѕ всем, посему РјРѕРіСѓ себе позволить СЃ ней познакомиться; если же понравится, тогда Рё влюбленность быть может; Рё РЅРµ Рѕ чем (более) РЅРµ прошу, РєСЂРѕРјРµ того, чтобы иметь волю поехать, Рё узнать Рѕ том. РќРµ могла (матушка) РјРЅРµ этого справедливого дела запретить, Рё, выбранив, спросила меня «Когда же ехать желаете?В». Отвечал, что после свадьбы сестры моей. Ничего РјРЅРµ РЅР° это РЅРµ ответила»
А вот запись в дневнике того же Михала Казимира о разговоре с матерью уже после того, как он познакомился со своей будущей женой и твердо решил ввести ее в княжеский дом.
В«25 февраля 1725 РіРѕРґР°. …Сразу вошел СЏ РІ РїРѕРєРѕРё матушки моей, (РѕРЅР°) была РІ кабинете, СЏ туда Рє ней прошел. Сколько живу, РЅРµ слыхал таких экспрессий холеры (здесь приступов гнева), которых услышал, наконец спрашиваю: «Ну Рё что теперь СЃ того? РЇ обручился, люблю, Рё РґРѕ смерти РЅРµ отступлю, Р° если это РЅРµ устраивает Вашу РљРЅ. Милость, так СЏ Рѕ том неповинен….В» – «Ах ты, негодяй, сперва староство (РІРёРґ владения, имения) РѕС‚ меня выдрал, Р° теперь Рё остаток хочешь вырвать». «Не выдрал Рё Рѕ том РЅРµ стараюсь, отрекусь РѕС‚ тех прав Рё РїРѕСЂРІСѓ РёС…!В». Р? так сделал…и РЅР° глазах матушки моей порвал, РЅРѕ РІ беспамятстве сделал это, что сама желала, Рё уехать (собирался) РІ Бялу Крыницу СЃ назначенного СѓР¶ РґРЅСЏ свадьбы (сестры). РЇ был тогда, первое, страшно СЃ РґРѕСЂРѕРіРё утомленный, потом – РІ отчаянии, Рё РЅР° глазах ее (матушки) начал сознание терять, чуть СЃРѕ РјРЅРѕР№ апоплексия РЅРµ случилась, разжалобилась (матушка) увидев меня РІ таком состоянии; занесли меня РІ РјРѕР№ РїРѕРєРѕР№, РєСЂРѕРІСЊ РёР· РЅРѕРіРё пустили, едва РІ себя пришел. Р’ Саксонию Рє сестре писал»
В отличие от своего отца, Михал Казимир все же добился своего и женился на своей избраннице по любви. Хотя нельзя забывать, что Франтишка Уршуля Вишневецкая была отнюдь не простолюдинка, а происходила из известного магнатского рода. Возможно, будь она даже небогатой шляхтянкой, ситуация сложилась бы иначе.
Таким из записок современников предстает для нас образ новой хозяйки Несвижа, Анны Радзивиловой (Сангушко). Уже в 19 веке, в своей повести Ю. И. Крашевский «Последние минуты князя воеводы», описывая резиденцию княгини Анны – замок в Бялой, словами старого, преданного слуги, глядящего на потускневший портрет умершей княгини скажет: «Святая это была женщина». Вот как об этом пишет Крашевский:
«…У одного окна стоял столик для рукоделия с неоконченной еще работой, прикрытой салфеткой, в углу была скамейка для коленопреклонения с красивой иконой Св.Анны и ружанец. Здесь и вокруг были разложены женские вещи. У ложа, на медвежьей шкуре, стояла пара туфель на каблучках, будто вчера снятых, только поблекших и пыльных. На подзеркальнике лежала пара помятых перчаток, а рядом, в фарфоровой вазе сухо торчали стебли давно опавших цветов. Я осматривал эту комнату с тревогой, не смея спросить. – Тут она умерла, сказал мой спутник тихо, указывая на портрет величавой женщины, одетой во все черное, с вуалью на волосах и княжеской накидке. Говоря это, склонил голову перед изображением. – С той минуты, как тело покойницы в нижнюю залу вынесли, кроме меня тут никто не был и ничего не трогал. Святая это была женщина! Говоря это, провел меня к молитвенной скамейке, осторожно выдвинул шуфлядку и что-то показал в ней пальцем. Я увидел кольчужный поясок и малую дисциплину (плетку для самобичевания) с проволочными концами. Старик вздохнул и повторил: – Святая была женщина! Неумолимая к себе, мягкая для всех»
К сожалению, о чувствах князя Кароля история пока не дает нам ответа. Любил он свою жену или просто смирился с материнским выбором? А вот Анна во многом повторила судьбу своей невестки: она также потеряла пятерых детей, умерших в раннем детстве. Проходят века, факты забываются, притупляются со временем и чувства. Сегодня мы спокойно читаем о чьи-то былых утратах, у кого-то, может возникнуть мысль, что гордая и своенравная княгиня не любила детей, как следует из эпизода в дневнике князя Михала? Или относилась к ним холодно, отстраненно, мечтая только о собственном обогащении? Вернемся хотя бы на полтора столетия назад и снова пройдемся вместе с Крашевским и старым слугой по опустевшим залам бяльского замка, в котором провела последние дни княгиня Анна, и который все еще хранит эхо ее шагов и голоса:
«…Мы направились направо к белым, с позолотой дверям. Старый ключник медленно отворил их. Мы вошли в переднюю, освещенную через запыленное стекло вверху следующей двери: здесь стояли два табурета для прислуги, а посередине двойные двери вели в светлые и нарядные комнаты. Некогда они были убраны с большой роскошью, но и тут побывала смерть, а после нее сюда, может кроме ключника, никто не заглядывал. Стены были обтянуты белой, цветистой и слегка пожелтевшей материей, краски выцвели там, где на них падало солнце, только по углам и в тени были живы. Золоченые рамы, в которых они находились, были искусной работы, порой в них проглядывали и зеркала. На полках: китайские вазы, серебряные кубки и цветочные подставки из венецианского стекла. В углу около окна притаился маленький клавесин, на котором еще лежали ноты. Тут же на мраморном столике – забытый женский платок, приклеившийся к нему видимо от пыли и сырости. Застекленные двери в другую комнату были заставлены зеленой ширмой. Наперко, позвав меня, медленно отодвинул ее: я глянул и едва не вскрикнул от изумления и ужаса. Я не понял, был это призрак или человек, заметив человеческую фигуру, которая разве что не двигалась. У столика сидела какая-то женщина, так искусно сделанная, что казалась настоящей из плоти и крови, даже цвет лица был живым. Жутко было наблюдать за этим, думая, что фигура может сдвинуться или закричать. Когда Наперко открыл двери, чтобы можно было вблизи осмотреть это чудо, я увидел девушку лет двадцати с небольшим, в шелковом наряде, с книжкой в руке. Ресницы ее были полуопущены, будто она читала. Другая ручка с деликатными пальчиками подпирала голову, а губы будто слегка улыбались. Волосы, платье, украшения, книжка, само лицо и руки были так искусно сделаны, что оставалось только удивляться. Казалось, через минуту она встанет, обернется, прикажет что-то. Никогда и ничего подобного я не видел в жизни, лишь только позже в Варшаве, когда немцы привезли отлитого из воска Фридриха Великого, на которого приходился подивиться вся Варшава. Наперко подпустил меня ближе, чтобы я мог в деталях все рассмотреть, сам однако не переступил порога. От него не укрылось, что и я, с некоторой опаской, только издалека обошел ту красавицу, удивляясь, до чего только может дойти человеческое искусство. В другом конце этой комнаты, на кровати были разложено свадебное платье, белый атлас, кружева, какие-то цветочные гирлянды, с опавшими лепестками. Все это укрывала траурная черная вуаль. Рассматривая все это, я услыхал голос старика: – Грешная эта забава рук человеческих, ибо, что Богу было угодно забрать, так таким способом возвращать не годится. Давно уж бедная княжна в прах обратилась. Один Господь Бог может только безутешную мать простить, которая дочь потеряла. Она приходила сюда, сидела, плакала, молилась, и, видя эту хотя бы тень дочери, немного утешалась и отходила; а одного дня и матери на свете не стало, а потом уж никто кроме меня одного этого покоя не открывал... Трагедия это, домашняя – сказал Наперко – княжне уже и платье подвенечное шили, когда заболела, слегла и на руках матери Богу душу отдала. Утешился суженый, забыли подружки... сердце материнское только от тоски и печали избавиться не могло...»
С покоями ныне разрушенного бяльского замка Радзивиллов тесно связана и самая известная легенда замка несвижского – о Черной даме. Кто же все-таки эта таинственная тень – фамильное привидение рода Радзивиллов? Конечно же, не ставшая уже популярной фигура королевы Польской и Великой княгини Литовской Барбары Радзивилл. Ее трогательный и грустный роман с последним из королей династии Ягеллонов – Сигизмундом Августом принадлежит шестнадцатому веку и это – отдельная история, никак не связанная с замком в Несвиже. Эта широко известная версия, начало которой было положено далекими от истории людьми, в статье «Радзивилловские мумии» в 1971 году [7], и которую затем повторила К. Я Шишигина [8], а за ней еще десятки писателей и журналистов, красива, поэтична, но, увы, оказывается абсолютно не состоятельна, лишь только мы начинаем уточнять реальные факты о Барбаре Радзивилл. Впрочем, об этом было уже сказано в самом начале. Так может бы и нет никакой «Черной дамы»? Наверняка о своем фамильном призраке больше всего знают сами Радзивиллы?
В 1996 году Несвиж с детьми и внуками посетила ныне покойная княгиня Изабелла Радзивилл из Радзивиллов – одна из тех, кто жил в замке еще до памятного 1939 года, кто помнил там каждый уголок, и для кого замок всегда был домом. Высоких гостей по традиции принимала Клавдия Яковлевна Шишигина. Поскольку польским она владела свободно, между ней и старой княгиней завязался долгий разговор о том, как жила семья Радзивиллов в Несвиже «за польским часом». В один из моментов разговор зашел о сверхъестественных вещах, и Клавдия Яковлевна не могла не спросить у княгини о Черной даме. Ответ был однозначным. «О да, «Черная дама» существует! В моей семье ее видели последний раз в 1835 году, когда она предсказала смерть брата моего мужа – князя Антония Альбрехта (1885–1835).
Семейная фотография Радзивиллов, датированная 1927 годом. Последние свидетели призрака?
– Но кто же эта «Черная дама?» воскликнула Клавдия Яковлевна – Неужели знаменитая Барбара Радзивилл?
– Барбара Радзивилл? Нет, что вы? В истории рода она славна не этим! Черная дама князей Радзивиллов – княгиня Анна Катажина Сангушко! Но увидеть ее могут лишь члены княжеской семьи – прибавила княгиня Изабе
