Автор: Константин Балин. Когда мне было шесть, мой отец – частный психоаналитик – иногда брал меня с собой на работу, чтобы я не оставался дома без присмотра и не лазил один по пустым подворотням высоких многоэтажек. По началу мне было интересно узнать, чем же все таки зарабатывает на жизнь мой папа, но увидев, что смысл его работы заключался только в бесконечных, порою нудных для меня разговоров с незнакомыми людьми, мне быстро все это надоело. Каждую среду, когда мама уходила на работу в полную смену и возвращалась домой поздно вечером, отец брал меня за руку, и мы пешком шли с ним в торгово-офисный центр «Диамант», что на Пушкинской, и я там проводил весь оставшийся день. Кабинет отца находился на втором этаже здания и выходил окнами на проспект Гагарина. Когда мы входили во внутрь, папа в первую очередь снимал с себя тесную обувь и проходя за большой ламинированный стол, прятал по под ним уставшее ноги, одетые в домашние тапочки. Я же, прятался за высокой гипсокартонной перегородкой, которая разделяла помещение на две части: там, среди множества пустых коробок и лежавших на полу книг, я садился на мягкий ковер и весь день черкал цветными карандашами в разукрашке и игрался с оловянными солдатиками. Пока я был с головой погружен в детские игры, отец принимал посетителей. Двери между перегородкой и кабинетом не было, кроме висевшей в проходе бамбуковой занавески: поэтому я почти всегда становился невольным слушателем чужих проблем.
Какие люди только не приходили чтобы за деньги поплакаться в жилетку психоаналитика: семейные пары; отцы одиночки; уволенные перед Рождеством рабочие и даже бывшие проститутки, которые, наконец-то обзавелись семьей и родили первого ребенка. В этом, оббитом искусственной кожей кабинете бывали многие страдальцы и все как один изливали свою душу моему отцу, сидящему по ту сторону стола, сжимающего для солидности шариковую ручку в руке.
Я мало что смыслил от доносящихся по ту сторону перегородки голосов; да и отец строго настрого запрещал мне показывать свой нос, когда у него посетители, но один раз я не удержался и приоткрыл бамбуковый занавес. Отец как всегда сидел за отполированным до блеска столом и, изобразив умную мину, слушал жалобы собеседника: напротив него сидела высокая белокурая женщина в красной блузке и черной лакированной сумочкой в руке. На полу рядом с ней стоял большой черный сверток. Положив ногу на ногу, она что-то рассказывала моему папе, переводя взгляд с отца на стоявший на столе метроном, то с диковинной безделушки обратно на папу. Отец делал вид, что внимательно ее слушает. Рядом с высокой женщиной, на таком же мягком кресле сидела маленькая девочка моего возраста в синем ситцевом платьице и большим бантом в голове. Из всех многочисленных посетителей, которые имели честь каждую среду встречаться с моим отцом, мне запомнились именно эта дама и ее малолетний ребенок. Девочку звали Лиза: так было написано у нее в деле, которое отец прятал у себя в столе. Каждый раз, когда папа уходил на обед, он оставлял меня одного, предварительно заперев снаружи дверь. Спустившись, он несколько минут торчал у автомата с кофе и только после этого, как обычно направлялся в закусочную «Три пескаря», находившуюся на квартал ниже. В тот день он не изменил своей привычке и закрыв меня в кабинете исчезнул за входной дверью. Даже не знаю, что первое побудило меня залезть на отцовское кресло и достать из стола черную папку с делом маленькой девочки: может она просто мне понравилась; а может меня сильно зацепил вид ее бледного воскового лица и лишенного жизни холодный взгляд, отрешенно скользящий по извилистым узорам лежащего внизу ковра. Невооруженным взглядом было видно, что девочка до смерти чем-то напугана. Но чем? Ответ на этот вопрос скрывала толстая пластиковая обложка, лежащей в столе папки. Я залез на высокое кожаное кресло, стоящее в пол оборота от стола и, без особых усилий, открыв верхний ящик, достал папку. Увы но кроме ее имени я больше ничего не смог узнать из того сухого текста, пестрившего массой научных терминов и канцеляризмами. Я уже хотел положить дело обратно в ящик, когда случайно повернув его ребром, почувствовал, как из него что-то выпадает: глухим, нелепым шлепком на ворс шерстяного ковра упала маленькая сорока восьми листовая тетрадь в клеточку. Это оказался дневник маленькой Лизы. ***** 13 мая.
Сегодня мы с мамой ходили в зоопарк: там были милые обезьянки и глупый, неповоротливый слон, которому я бросала сухарики, а он их не хотел есть. 16 мая
В садике Вадим из старшей группы принес из дома живого ужа: мы поселили его в песочнице, но когда вернулись туда после тихого часа, ужа не было. На следующей неделе Вадим пообещал принести черепаху. 18 мая
Уже девять часов вечера, а я все не могу заснуть. Завтра у меня день рождение. Интересно, что мне подарят родители? 19 мая
Это самый счастливый день моей жизни: мы гуляли весь день дома, а вечером отправились в Макдональдс: было очень весело. Мне надарили гору подарков. Особенно понравилась большая говорящая кукла; я назову ее Кристина. У нее большие голубые глаза и золотые кудри на голове, а еще куча всяких разных для нее нарядов и платьев. 20 мая
Мы с Кристиной играем каждый день, она конечно капризная, но понимает все с полуслова. Завтра, если мама разрешит, обязательно понесу ее в садик. 21 мая
Сегодня была в садике. Весь день играли на улице. Когда нас позвали обедать, я случайно забыла Кристину в беседке. Старшая воспитательница, которая вернулась за ней, упала и сломала ногу. Приехала скорая и ее забрали в больницу. 26 мая
Кристина ведет себя плохо: она отказывается пить чай и разговаривать. Я засыпаю с ней в обнимку каждую ночь. 28 мая
Мама меня наказала, за то, что я краду печенье из конфетницы. Но ЭТО НЕ Я! Это все Кристина: она очень любит сладкое. Мама не стала меня слушать и попросила папу забрать Кристину к бабушке. Когда папа вечером возвращалась домой, то в одном из переулков ему на голову упал толстый кусок какой-то железяки. Мама говорит, что удар пришелся в плечо и с папой все будет хорошо. 29 мая
Я проснулась утром, а Кристина сидит у меня в ногах и смотрит на меня полными злости глазами. Она обиделась, за то, что я позволила маме забрать ее у себя. А еще она сказала, что если подобная повторится, она кого нибудь убьет. 03 июня
Мне страшно. Я начала запирать злую куклу в ванной, но каждый раз, когда я просыпаюсь я вижу ее исковерконое гримасой ужаса лицо у себе в ногах. Мне очень страшно. 04июня
Я просыпаюсь из-за того что меня кто то душит. Мама не верит, что кукла ожила. Она говорит, что я все выдумываю, и что на этой неделе отведет меня к врачу. 05 июня
Сегодня мама отвезет меня к доктору, который должен меня осмотреть и только.
Ночью со шкафа упала ваза с цветами. Мама думает, что это случайность, но я то знаю КТО
это сделал.
***** Мне было всего шесть; и не удивительно, что прочтенное мною так сильно сумело меня напугать. Что за мистика? Какая нечисть могла вселилась в бездушный кусок пластмассы и заставлять его совершать подобные мерзости? А может у маленькой девочки слишком разыгралось богатое воображение???
Я держал дрожащими пальцами тетрадь и дочитывал последние строки. Вдруг мое внимание привлек странный полиэтиленовый сверток черного цвета, который сюда, час назад принесла мама Лизы. Этот сверток….этот сверток…он пошевельнулся!!! Мое сердце замерло, а дневник девочки выпал из рук. Что-то шевелилось внутри пакета, и это ЧТО-ТО, явно не было какой-нибудь бездомной собачкой.
Сомнений не было – это ОНА – Кристина. Проклятая кукла сейчас вылезет на наружу и набросится на меня. «О Боже! Я не хочу ТАК умирать!!!» Сверток упал и покатился в мою сторону: он закатился под стол и остановился у самых ног. Прозрачная полоска скотча, скреплявшая основание пакета начала лопаться и из черноты образовавшейся там дыры появилась корявая, телесного цвета пластиковая рука. Она мертвой хваткой вцепилась в мой ботинок. Я хотел закричать, но не смог: сухой земляной ком застрял в моем горле; тело парализовало, а из моих глаз по бледным щекам катились слезы.
«О боже! Боже!!! Оно сейчас выпрыгнет из проклятого мешка, вырвет мое сердце и сожрет мои внутренности. О БОЖЕ!!!» Но неожиданно мертвую тишину растревожил слабый щелчок входной двери. Вошел папа. Он увидел, что я стою у раскрытого стола и, что черный пакет валяется раскрытым у моих ног. Все, что он мог тогда сказать, это были слова негодования и разочарованности. Его рассердило то, что я в его отсутствии без разрешения рылся в его вещах и сделал небольшой бардак в кабинете. Отшлепав меня по заднице, он поставил меня в угол. Подняв с пола дневник Лизы, он положил тетрадь обратно в ящик. Что касается пакета – он нашел свое пристанище в темноте платинового шкафа, стоящего в кабинете. Это был последний раз, когда я видел эту проклятую куклу и ее бывшую хозяйку; даже не знаю, что с ними стало, да и не хочу знать. КОНЕЦ
