Пока археологи ставили палатки, из деревни подтягивались местные, с любопытством глядевшие на городских ученых. Мальчишки помогали студентам ставить палатки: за это им был обещан самый настоящий череп самого настоящего казака.
Один из стариков, присевший на пеньке, заметил:
– Что это вы лагерь разбили так близко от кладбища?
Начальник экспедиции хмыкнул:
– Покойнички шалят? Так мы с ними в силу специфики профессии водим компанию. Найдем общий язык.
Все, кроме деревенских, засмеялись. Старик, покачав головой, ответил:
– На этом кладбище, - он махнул рукой,- похоронен один колдун. Не отпевали его, ничего такого. Пока жив был, похищал он младенцев, готовил снадобья из человеческих сердец. А после смерти вот уж полтора века бродит по деревне. Ночью у нас никто на улицу не выходит, а вы с кладбищем близехонько...
Начальник пожал плечами, а один из студентов, Леша, сказал:
– Да я, если хотите, на его могиле переночую, ничего со мной не случится.
Все кругом загалдели, каждому хотелось самому доказать абсурдность этих суеверий и свою смелость. Но Леша настоял на своем. Вечером он взял спальный мешок, фонарик, спички, сигареты и отправился на кладбище.
Старик показал ему могилу ведьмака - уже осевший холмик с простым валуном вместо надгробия, на котором уже стерлись буквы.
Мрачно взглянув на Лешу, старик спросил:
– Ты хоть молитвы какие знаешь? Читай, может, и не тронет тебя колдун...
Старик тяжело вздохнул и, покачав головой, добавил:
– Шел бы ты в лагерь, пропадешь ведь.
Но Леша с упрямым видом уселся на спальник, расстелив его прямо на холмике. Тяжело вздыхая и, что-то бормоча себе под нос, старик ушел, оставив студента одного. Леша, устроившись поудобней, закурил сигарету.
Быстро темнело. Солнце уже скрылось за горизонтом, уступая место синим сумеркам. Тишина стояла неестественная для слуха городского человека, а случайные звуки далеко разносились в вечернем воздухе. Где-то на другом берегу лениво лаял одинокий пес, уныло поскрипывала сосна. Докурив сигарету, Леша затоптал окурок и влез в спальник. В лагере уже погасили костер, все стихло; экспериментатор начал уже дремать, когда до его слуха донесся тоскливый, наводящий дрожь вой. Леша резко сел и прислушался. Вой разносился над окрестностями, но неожиданно оборвался на самой зловещей ноте.
В голове у студента сразу мелькнул образ волков, превращавшихся в безумных северных воинов - волколаки, берсерки - и отвратительный страх за-крался ему в сердце и забился прямо в горле. “Да ну тебя, - одернул себя молодой человек, - это всего лишь собаки в деревне”, и он снова лег.
Он лежал и смотрел в лиловое небо, по которому ветер гнал светлые пятна облаков, но здесь, внизу, не чувствовалось ни малейшего ветерка. “Интересно, - подумалось Леше, - как это получается?” Наконец, Леша закрыл глаза и попытался уснуть. И тут... что-то с быстротой молнии пронеслось у его лица, чуть не задев его. Леша вскочил и осмотрелся: в ночном небе чертили зигзаги летучие мыши. “Отвратительные твари”, - с облегчением подумал он. Но снова ложиться экспериментатор не стал. Присев на спальнике, он попытался закурить. Но то ли руки его дрожали, то ли дул ветер, но слабый огонек спички гас, не разгораясь. За спиной Леши зашуршали листья под чьими-то шагами. Выругавшись про себя, несчастный студент обернулся, и жаркая волна страха обдала его с ног до головы. Ноги и руки Леши онемели, шея одеревенела так, что он не мог повернуть головы, во рту пересохло.
В нескольких шагах от него, у тоненькой березки, стояла темная фигура в бесформенном балахоне. На голову незнакомец надвинул капюшон, руки спрятал в широкие рукава. Ветер слабо шевелил складки его одеяния. Вспомнились и слова старика: “Снадобья из человеческих сердец...” Незнакомец не стал долго ждать и шагнул к Леше; листья зашуршали под его ногами. Леша, потеряв рассудок от ужаса, скатился с могильного холмика, цепляясь за жесткую траву руками, и потерял сознание.
Луна, на мгновение выглянувшая из-за туч, осветила недвижное тело, две молодые березки, где минуту назад Леша видел таинственную фигуру, а ветер лениво прошуршал сухой травой...
С тех пор Алексей Малинкин никогда больше не ночевал на кладбищах и бросил пить.
