«Стоял июль 1998 г. Тогда я с семьей жил на даче в деревне. Место было великолепное - недалеко от деревни протекала речка и была масса озер в окрестностях, где хорошо клевала рыба. Сколько себя помню, я почти все летние каникулы проводил у бабушки, поэтому хорошо знал всех деревенских, со многими подружился. Особенно хорошие отношения были у меня с Колькой Парфеновым.
К тому времени, когда это случилось, он был тридцатилетним женатым мужиком, имел двоих детей. Нас с ним объединяла одна общая страсть - рыбалка, причем со спиннингом. Но вот пришла беда. Колька работал трактористом в колхозе и как-то поехал на ферму. Дело было после дождя, дорогу развезло, и на одном из поворотов Николай не справился с управлением, трактор слетел в кювет, перевернулся и придавил собой водителя. Смерть наступила почти мгновенно.
Вся деревня была в шоке. Николая все уважали за спокойный, добрый характер, за готовность всегда помочь. К тому же он не злоупотреблял спиртным, что для деревни большая редкость. Поэтому все жители приняли участие в организации похорон, поминок.
После похорон все, как водится, пошли на поминки. Их устроили во дворе дома: были поставлены столы, за которыми уместились все односельчане, деревня была небольшая, где-то 30-40 домов. Я тоже выпил за помин души товарища пару стаканов. И вскоре от жары, усталости, да и самогона меня здорово развезло. Друзья проводили меня до дома и ушли. Жена с детьми как раз в те дни уезжала в город по каким-то делам, так что ночевать мне предстояло одному. Короче, в тот день, упав на кровать, тотчас вырубился.
Проснулся, как от толчка, уже глубокой ночью. Кругом стояла тишина. Я уже собирался повернуться на другой бок и уснуть, как вдруг раздался стук в окно. Я выглянул: у окна, освещенный лунным светом, стоял Николай...
- Отдай мне ее... Верни... Отдай... - замогильным, глухим голосом повторял он.
Я не мог понять, что отдавать. Я попытался что-то сказать, но губы мои не шевелились. Они были как замороженные.
Вдруг издалека донесся петушиный крик. Николай повернулся и направился в сад. Он дошел до первых яблонь и буквально растворился в воздухе.
Днем, за работой, весь ночной кошмар как-то поблек, показался чем-то нереальным, и, подойдя к дому, я даже усмехнулся: сегодня никаких «глюков» быть не должно.
Я поужинал, включил телевизор, прилег и незаметно уснул. Проснулся опять глубокой ночью. Телевизор шипел белесым экраном, передачи давно закончились. Я подошел, нажал кнопку выключателя, наступила звенящая тишина. И, как будто дождавшись этого момента, раздался знакомый характерный звук: тук... тук... тук... Меня всего как током пронизало. Я медленно повернулся к окну. Там стоял Николай!
- Отдай мне ее... Верни... Отдай...
- Что я должен отдать, я не брал ничего!
И в ответ снова:
- Отдай мне ее... Верни...
Буквально лязгая зубами, я стал бормотать:
- Ты не Николай, его мы похоронили, ты нечистый дух в его образе. Сгинь! Рассыпься!
Я стал судорожно вспоминать слова «Отче наш». Потом вспомнил какой-то рассказ, где говорилось, что нечисть не выносит ругани, и стал материться. Но все было бесполезно.
Кошмар вновь прекратился с пением петуха. При его первых же звуках Николай замолчал и пошел в сторону сада. Сделав несколько шагов, остановился, повернулся в сторону окна и тем же могильным голосом произнес:
- Завтра я приду и заберу ее... Завтра... - После чего буквально растаял в воздухе.
Я задумался всерьез. И тут меня осенило! Как раз накануне гибели Николая я выпросил у него его самую любимую блесну-самоделку. Взяв блесну, я побежал на кладбище, положил ее на могилу и, стараясь побороть дрожь в голосе, заговорил:
- Коля, я тебе твою блесну принес, любимую, вот я ее здесь кладу. Только ты больше не приходи к нам, ладно?
При этом я взглянул на фотографию покойного. И то ли у меня нервы разыгрались, то ли солнечный луч как-то не так блеснул, но мне показалось, что Николай на фотографии чуть заметно улыбнулся. А больше он и в самом деле не приходил...»
