Я решил проверить, каким же именем нам следовало бы назвать дочь в соответствии с этой святой книгой. Оказалось, что Аней...
Вот такой состоялся у нас в первый раз разговор, который не занял и 10 минут. А потом были и другие встречи, более продолжительные. Об одной из них я хочу рассказать отдельно. Было это летом 1989 года. К тому времени я приезжал к Ванге без особого труда, поскольку познакомился с ее родственниками — племянником Митко и приемной дочерью Венче. Когда была необходимость поговорить с Вангой, я звонил им, и они назначали мне день встречи.
Ванга редко говорила о политике, но в тот раз она изменила привычке и стала сама расспрашивать меня о России, ее руководителях. В частности, почему-то ее заинтересовала личность Громыко. Как мог, я удовлетворил ее любопытство, а потом она заговорила о Горбачеве:
— Он много делает для церкви. И попомни мои слова: он возвысится еще более!
А на мой вопрос, не грозит ли ему переворот, ответила отрицательно. Следует сказать, что тогда наш лидер имел высшие партийный и государственный посты, о президентстве никто еще не помышлял. А через год он стал президентом!
В августе 1991 года, когда радио сообщило о создании ГКЧП, я снова, каюсь, не поверил Ванге. Ведь путч свершился. Но всего через три дня мне стало стыдно за свое недоверие...
Во время той встречи Ванга поделилась своим желанием побывать в России, послушать литургию в православной церкви и побеседовать с Горбачевым. Вообще по всему чувствовалось, что личность «архитектора перестройки» ее очень занимала. Позже, через несколько лет, когда о Горбачеве в России стали забывать, она спросила меня, как к нему относятся простые россияне. «Без особой симпатии», — ответил я. «Да, дел натворили вы много, — с укоризной сказала Ванга.— Но Горбачева вы критикуете напрасно. Вы еще вспомните, как хорошо с ним было...
Вспомните, когда жезл Ивана Грозного пройдется по русским головушкам...»
Приемная дочь Ванги рассказывала мне о быте своей матери. Ночевала Ванга в городе, а к 9.00 утра машина привозила ее в Рупите, где обычно в последние годы шел прием посетителей. Разницы между летним и зимним временем она не признавала, стрелки часов в ее доме никогда не переводились и режим дня на менялся. Ванга увлекалась кулинарией, любила под настроением выпить рюмку разбавленной водой «ментовки» (мятного ликера), обожала черный кофе. Зная это, я всегда старался порадовать ее какими-нибудь деликатесами из посольского магазина, где продавали неведомую болгарам гречку, зернистую икру, сгущенное молоко с сахаром, русские конфеты.
Любила Ванга коллекционировать часы, особенно с красивым боем, кукол, искусственные и живые цветы. Как-то я привез ей охапку гвоздик. Она ничего не сказала, просто положила их рядом на стол. А потом я узнал от ее близких, что она не любила букеты, сравнивая срезанные цветы с «отрезанными ручками младенцев».
Ванга была исключительно религиозна, она отмечала все церковные праздники, соблюдала посты, но ее отношения с самой церковью оставались натянутыми, ибо духовенство, как известно, не признает подобных «пророков». В позапрошлом году Ванга построила в Рупите, напротив своего дома, на свои сбережения и пожертвования людей церковь Святой Петки. Своды белоснежного храма расписал известнейший болгарский художник Светлин Русев. Но проблемы с духовенством оставались до конца ее дней. . .
С тем, кто того заслуживал, Ванга бывала бесцеремонна, с другими — чрезвычайно деликатна. Если ей приходилось сообщать плохую новость, она старалась облечь ее в такую форму, что собеседник был рад ее услышать. В качестве примера приведу случай, рассказанный мне Святославом Бэлзой. Как-то покойный писатель Леонид Леонов, который с большим уважением относился к Ванге, попенял ей на то, что она не предупредила его о кончине супруги. «Ну как же, — ответила старушка, — я ведь отправила тебе — сувенир — кофейную чашечку. Одну?»
1996 год.
Петрич — София — Москва.
