Во время войны с фашистской Германией мы с беженцами попали в Белую Калитву. Мама была уже больна, и от горя и от голода она уже еле передвигалась. И вот, в ночь с 6 на 7 ноября загорелся барак, где мы спали. Народу много, а паники еще больше. Люди кинулись к двери, она оказалась забита, а тут стала крыша рушиться, но моего брата-инвалида как будто кто-то в окно выбросил. Мама и многие другие остались под обломками.
Невозможно передать тех мук и страданий, которые перенес брат-инвалид. Я страдала, но у меня здоровые руки и ноги, а он — инвалид. Он хотел броситься под поезд, но его оттолкнула какая-то сила. И начались его скитания, ноябрь-декабрь, мороз, снег, кто пустит ночевать, а кто захлопнет дверь. Все люди разные. Потом какой-то дедушка его пустил пожить (он в кухне валял валенки), брат ходил — собирал милостыню, так они и питались. Однажды под праздник «крещение» он также пошел по дворам. Быстро стемнело, и он заблудился. Сел на скамейку и уже стал дремать, но какой-то голос его позвал. Брат очнулся, а этот голос всё его звал до какого-то дома. Он постучал, ему открыли, впустили, там был народ, и все молились. Его накормили и уложили спать. Утром он стал собираться уходить, как и случалось прежде, но хозяйка тетя Катя сказала, что он никуда не пойдет и останется здесь до конца войны, а потом, мол, будем искать родных. «Но ведь я калека», — сказал брат. «А я все вижу, — сказала тетя Катя, — вижу, сынок, и все-таки ты никуда от нас не уйдешь». Она жила со снохой и внуками. И так они за ним и ухаживали, ни в чем никогда не упрекая.
При артобстреле он никуда не ходил прятаться, оставался дома. Многие дома были разбиты, сгорели, а дом тети Кати стоял невредимый. Ей соседи говорили, что ее оберегает Бог за то, что она приютила калеку. Так он прожил у этих добрых людей до марта 1945 года. Война откатилась далеко, приближался ее конец, и он стал проситься, чтобы его оформили в дом инвалидов, а они опять его не пускали, но он настоял, и ему дали путевку в город Шахты. И опять были пытки судьбы, пока он добирался до дома инвалидов. Проводница его куда-то пошла за подводой, а он сбился с дороги, метель его замела, слышал вой волков. Его подобрали, отогрели, довезли до интерната. Сколько мы ни искали с братом друг друга, ответ был один — не значится, не числится.
Состоялась наша встреча только через 12 лет. Брат был удивительным человеком, к нему ходили исповедоваться и советоваться по жизненным вопросам многие горожане, даже совсем незнакомые. И он всем помогал. Он умер еще при СССР.
