Единственный раз я видел белого волка в детстве. Было мне лет 6-7, кажется, ходил уже в школу, в которой директорствовал отец. Жили мы тогда в послевоенном глухом степном селе, вдали от шоссейной и железной дорог, электричества, радио и прочих благ цивилизации. По ночам в село забредали волки. Припоминается поздний зимний вечер, однако посапывает в люльке лишь младший братишка. Отец в углу за столом при свете керосинки сгорбился на тетрадками, мама на скамеечке у печки штопает мне разорванную штатину, я примостился рядышком, слушаю её сказки, до которых большой охотник. В хате полумрак, тепло, в печурке ещё не перегорело, что-то потрескивает, из поддувала по стенке прыгают красные блики, мирно тикают ходики у дверей, а за окном белым-бело от снега, лютует мороз, полный месяц фонарем завис над двором и там светло, как днем.
Вдруг в сенцах, где ночует наша собака Жулька, слышится лай, повизгивание и легкое царапанье во входную дверь, будто кем-то напуганная собачонка просится в дом. Я подхожу к окну и замираю от удивления: посреди двора в лунном сиянии застыла здоровенная белая собака, опустив голову, так, словно к чему-то принюхивается на снегу. Затем резко запрокидывает морду к месяцу, и слышен вой, протяжный и жуткий.
- Собака... чужая собака! - оторопело кричу я. - И такая большущая!..
Отец с матерью уже рядышком, тоже глядят в окно.
- Это не собака, сына, - спокойно объясняет отец, обнимая меня за плечи. - Волк... Причем довольно редкая разновидность для нашего края - альбинос. Ну ничего, я тебе сейчас повою, мерзавец...
Порывисто шагает к кровати и сдергивает со стены оду из своих двустволок. Мама повисает у него на руке:
- Ради Всех Святых, не делай этого, - просит тихо, умоляюще. - Может, это тот самый, который пощадил Марьюшку с ребятенками. Говорят, оборотень...
- Вот, и ты туда же, - укоризненно хмыкает отец. - Наслушалась дребедени и поверила. А еще учительница.
Он какое-то время стоит в раздумье, потом возвращает ружье на место.
- Ладно, раз уж так просишь...
Мы все снова смотрим в окно, однако во дворе никого нет, будто и не было, будто все примерещилось, только так же ясно светит месяц, тикают ходики, и успокоилась в сенях Жулька. Каждый, как и прежде, занимается своим делом, ну, а я, услышав про оборотня, теперь докучаю матери: расскажи да расскажи.
- Вот, нынче и дите, - незлобливо и, кажется, больше для порядка, ворчит отец. - Темный народ у нас еще, забитый... Навыдумывает всякого, а потом же и верит в него.
- Про оборотня, положим, ты и прав, - соглашается мама. - Ну, а то, что Марьюшка осталась живой и здоровой, как и ее ребятишки, что белый волк стал их спасителем... В войну это случилось, сынуля, тебя тогда и на свете ещё не было. Зима, холодно. И вот идёт эта самая Марьюшка, из нашего села в соседнюю Раевку. На руках укутанный годовалый сынишка, а другого, примерно твоего возраста, ведет за руку. А волков тогда было в округе!.. И вот идут они, значит, степью, как вдруг, откуда не возьмись - волки, целая стая. А вожаком у них - здоровенный Белый волчище. Сели поодаль полукругом на дороге, сидят, поджидают, когда подойдут люди. Марьюшке с дитями-то что делать? Вот она, впереди, - смертынька с волчьим оскалом, всех ведь растерзают звери, никого не пощадят. Подумала, подумала, да и надумала сделать так, чтобы хоть кто-то уцелел.
- И что же она надумала?..
- А то и надумала... - вздыхает мама. - Положила, как было, годовалое дитятко на шлях, а сама старшенького сынишку за руку и ходу обратно. Только слышит: догоняет их кто-то. А это тот самый Белый волчище. Обогнал, загородил дорогу, и как бы подталкивает, что бы поворачивали туда, куда шли. Они и поворотили, вернулись в сопровождении волка к оставленному ребенку. Страху, понятно, натерпелись: думали все, заодно всех сожрут волки. И вот, представь, картина такая - это мне потом сама Марьюшка рассказывала - стая, как сидела, так и сидит, а вожак не спеша подошел к женщине, обнюхал ее, поднял голову и долго, вроде бы с укоризной, внимательно глядел в ее глаза. Потом помочился ей на ногу, завыл протяжно, с надрывом как бы, и бросился прочь. И вся стая, не причинивши никому вреда, за ним. Вот и вся история. Только с той поры стали замечать люди в округе белого волка. И поговаривать, что это оборотень.
Знойным августовским послеполуденным меня, двенадцатилетнего, вела мама на железнодорожную станцию Катран - определять в Южнодолжанскую школу-интернат. Ни попутных подвод, ни машин не подвернулось, вот и топали босиком пыльной степной дорогой с узелками за плечами, с нехитрым дорожным скарбом и туфлями в руках. Помнится, кивал нам шляпками подсолнух, солнце жгло немилосердно, и дорога, которая терялась где-то вдали в дрожащем мареве, казалась бесконечной. Примерно на полпути присели в тени лесополосы передохнуть. Чуть в стороне - Курячевские леса.
- А что, мама, - спрашиваю опасливо, - в лесах, небось, и волки водятся?
- Наверное, водятся, сынуля.
Она долго молчит, будто взвешивает, говорить ли, затем устало так, с чуть заметной улыбкой:
- А помнишь тот зимний вечер, когда мы Белого волка в окошко увидели? Так вот, где-то по прошествии недели, второй, шла я домой через поле и повстречала волка. Стоим и смотрим: я на него, он на меня, а у меня вся душа в пятки. И вот говорю ему тихо-тихо, как бабушка ещё учила: "Иди своей дорогой, молодец, а я - своей. У тебя свои детки, у меня - свои". Так и разошлись по доброму, хотя всю дорогу до села я была сама не своя и все оглядывалась - не гонится ли зверь. Правда бабуля напущала меня и в том, что волк никогда не бросится на первого и последнего ребенка в семье. А я и была последним. Хотя... Иной раз мыслилось: а может, это тот Белый волчище, которого я у отца отмолила? Может, чувствовал, кто его спасительница, потому и не тронул, как думаешь?..
