Простите за лирику, но когда я начал писать эту историю, остановиться было сложно.
Два лета подряд наша компания из 2-3-х человек отправлялась в захватывающее двухнедельное путешествие по заброшенным местечкам: деревенькам, усадьбам, церквям. Так было и летом 2011-го.
За пару месяцев до предполагаемого выхода (путешествовать мы старались автостопом и пешком) я разработал маршрут нашего передвижения. Естественно, и половину мест мы не посетили - не успели. Упор делался на самое интересное – уникальные усадебки и церквушки, так как сделанные в походе снимки могли быть использованы в главах моей диссертации по культурологии. Впрочем, речь не об этом.
Наш последний маршрут был сориентирован на самый глухой район Ярославской области – Пошехонский. Здесь еще стоят в бескрайней чаще покосившиеся деревянные колокольни, одинокие камни разрушенных монастырей, словно на границе жизни и смерти выстроены сельца, окнами смотрящие в могильную даль Рыбинского водохранилища, в пучинах которого погибала не только Молога, но и сотни других деревень и усадеб, иногда показывающихся из воды по ранней осени.
В лице трех человек, меня, не менее увлеченного «заброшенкой» друга и моей одногруппницы, уже более недели перемещались с одного места на другое, ночуя то в пустынном поле, то на берегу маленькой речушки, то рядом с каким-либо поселением. Естественно, палатка разбивалась почти вплотную к стенам церкви или усадьбы, так как великодушно подаренные строением 4-6 кирпичей служили «плитой», а старенький колодец – источником воды для того, чтобы на ней готовить ужин (нередко в ведерке мы вылавливали крыс или кротов, поэтому воду приходилось носить и с собой, на всякий случай). Конечно, более чем за неделю, мы уже прошли «школу» местных жителей, маленьких испугов и порядком стали привыкать к ночным гулам, завываниям и шорохам должного хранить, казалось бы, нерушимую тишину места. Но неподозреваемая нами кульминация коварно поджидала впереди.
В тот жаркий день мы погрузили вещи в «карету» (так мы встречали каждую остановившуюся для нас машину) – пыльную «буханку», добросившую нас до Пошехонья – столицу района. Не планируя здесь долго задерживаться, сразу взяли курс на село Никульское. Дорога была утомительно одинока, за 3-4 часа пути – всего пара машин, да и то, движущихся против нас. Завалившиеся знаки, проржавевшие, с нечитающимися надписями таблички – все это типичные атрибуты жизни загибающейся провинции. К слову, целью была усадьба Сосновец, но краснеющее и стремящееся к закату солнце подсказало бросить рюкзаки в поле между покинутой, но неплохо сохранившейся церковью Никульского, и руинами свинарника.
Утро встретило дождем, который, после посещения церкви и на несколько часов открывшейся лавки с более чем скудным ассортиментом, заставило томиться нас в постройке, приспособленной под хранение сена – некогда большой, явно использующейся как жилой, просторной избе. Коротко вспоминая церковь, на которую мы смотрели через струи дождя, в мыслях всплывают монолитные двери с вырезанными в них крестами, бронзовыми ручками, и еще кое-где сохранившимися цветными стеклышками в переплетах окон. Ну вот, вроде бы дождь подутих, и взяв ориентиры от местного жителя, мы отправились на Сосновец.
Как оказалось, ориентиры были весьма расплывчаты, и еще на последнем издыхании работающий навигатор показывал наше местонахождение: где-то в поле, вон там тропинка, а вон там – лес. Из него тоже хорошего помощника не вышло, все дороги на карте в жизни уже почти не существовали. Мы решили срезать – по старой колее, уходящей прямо в лес. Роковая ошибка.
Через 20 минут тучи снова низвергли дождь, постепенно переходящий в ливень, связь со спутниками безнадежно пропала (и, как оказалось, надолго), телефоны, с удивительно не сочетающимися надписями на экране «no service» и «3G», превратились в бесполезный груз. Путь становился все трудней – поваленные деревья, бездонные лужи, бессчетное количество следов диких животных уже смывалось в сплошную кашу, а сапоги (и тут я не преувеличиваю), до краев были наполнены грязной дождевой водой. Смысла останавливаться и выливать ее не было, ибо через 5 минут картина становилась аналогичной.
Прошло часа 4, или 5, потом еще 2, и еще, словно все смешалось в сознании. Назад пути не было – засветло мы бы уже не дошли до села, оставалось лишь уповать на «что-то» впереди, медленно смеркалось. И вот – еле заметная развилка. Мы выбрали путь налево и через минут 20 вышли к речушке. Вернулись назад и пошли другим путем – овраг и снова река, но в этом месте еще шире. Лишь абсолютно трухлявый, старый и еле отличимый от коряги поваленный столб электропередач и бревна сожженной избы, буквально лежащих на буреломе, не давали нашим надеждам разрушиться окончательно.
Мы вернулись к предыдущему выходу к речушке и перешли ее вброд. Ну, вот и поле, а вон в дали – изба у одинокого дерева. Она стала для нас олицетворением оазиса в пустыне. Внутри нас ждала не только печка, которую мы умудрились-таки разжечь и просушить на ней вещи, но и остовы составленных кроватей, в сочетании с нашими спальниками ставшими ложей, крупа и макароны – их трогать не стали.
Ночь была поначалу нервной – стоящая в лесу изба, явно не лишенная до нас присутствия человека, настораживала возможным посещением ее хозяев посреди сна, а резкие звуки леса и бьющихся рваных клеенок вместо стекол так и заставляли передернуться. Мы еще и сами не знали, что спали в стенах повесившегося.
Эту историю нам рассказали жители Сосновца, туда мы добрались уже на следующий день, преодолев лес, поле, абсолютно брошенную, «заколоченную» деревушку из 3-4 домов и еще раз реку. Там, у стен огромной усадьбы, живет 1 человек – бабушка, лет которой за 90. В тот день с ней были сын и дочь. Все трое – бывшие учителя и директор уже давно закрытой школы, располагавшейся в старых, 18-19 веков, постройках (кстати, я с однокурсницей к тому времени тоже преподавал в школе). Они подарили нам не только ужин, но и увлекательный рассказ.
Подаренный нам ночлег прошлой ночью буквально стоит на пепелище. В то время там располагалось поселение Кученевка в приблизительно 90 домов – одно из крупнейших в округе. Там же пролегала и железная дорога. В разгар строительства была разрушена на кирпичи близлежащая приусадебная церковь, разгромлен склеп, череп, насаженный на палку, который стал местной достопримечательностью. Из иконостаса сколотили на скорую руку витрины в местном магазинчике, туда же перевесили двери, а древние решетки переставили.
С тех пор села стали преследовать неудачи. Построенный мост и плотина на реке были снесены мощным потоком разлившейся реки через год-другой. Главный, богатый усадебный дом, отданный под нужды опеки над престарелыми, сейчас выглядит самым руинированным. От близлежащего же поселка лесорубов и от дороги не осталось и следа. Единственный дом, где мы ночевали, пожар обошел стороной. Он строился одним из последних, местных работяг для сына. Уж что там произошло на самом деле неизвестно, но сын в тех стенах повесился. Горя не выдержал и его прямой родственник, встретив свои последние дни вскоре там же. С тех пор этот дом стал приютом для странников и редких охотников.
Более-менее уцелевшие усадебные постройки (из более, чем 30-ти, осталось около десятка) наполнены иссохшимися, словно мумифицированными трупами кошек и смрадом. Самый сохранившийся из них – был куплен за 6000 рублей путем обмана местной бабушки, проживавшей до определенного момента в нем всю жизнь и помнящей чуть ли ни царские времена. Но и он брошен новыми хозяевами. Таким стало это место, где слились прекрасное и страшное.
Зарисовка этого момента нашего путешествия яркими картинами будет стоять в моей памяти годы.
