Из письма:
«Написать Вам меня заставила беда. Дело в том, что год тому назад я была вынуждена уволить бухгалтера. Тамара часто выпивала, прогуливала, не сдавала вовремя отчеты, и в итоге нас за это постоянно штрафовали. Всякий раз Тамара придумывала нелепые оправдания, и, поверьте мне, никакие разговоры по душам на нее абсолютно не действовали.
Когда она в очередной раз запила, я вынуждена была ее уволить. Она получила полный расчет. Я не стала ставить ей в трудовую книжку плохую статью. Тем не менее, она устроила грандиозный скандал. Она оскорбляла меня и угрожала мне тем, что изведет меня смертельной порчей. Если бы Вы слышали ее проклятия и угрозы! Она клялась своей дочерью, что сгноит меня и что завтра же отнесет и зароет мою фотографию в могилу.
Вскоре я действительно сильно заболела. У меня начались перебои в сердце. Я стала задыхаться. В ушах у меня стоял непроходящий неприятный шум. Каждый день болело то одно, то другое. Работать я не могла, и потому работу пришлось оставить.
Врачи пытались мне помочь, но потом просто перевели на инвалидность, и когда я жаловалась на плохое самочувствие, они мне говорили:
– Ну, что Вы хотите, у Вас же инвалидность по общему заболеванию.
Обращалась я и к профессорам, но то, что они мне прописали, также не давало положительных результатов.
Отчаявшись, я пошла к знахарке. Посмотрев меня, она заявила:
– Вас отпели на старой могиле по Вашей фотографии. Лично я помочь не смогу, я не мастер, а подмастерье. Найдите кого посильнее или же идите к той, которую обидели и попросите ее свернуть свою порчу.
Мне было так плохо, что от отчаяния я решилась пойти к своей бывшей подчиненной.
Надо ли объяснять мое душевное состояние, когда я пошла к ней на поклон. Я буквально умоляла Тамару простить меня и сделать так, чтобы я больше не болела. За мое унижение меня может осудить только тот, кто никогда не был в моей шкуре.
Я чувствовала всеми клетками своего тела, что медленно умираю, и мне уже было все равно, будет ли мой враг торжествовать от моих слез или нет.
Видя мое состояние, Тамара вроде как сжалилась надо мной, и мы с ней поехали на кладбище. Там она меня подвела к могиле с крестом. На старом кресте было такое же имя и отчество, как у меня. Тамара вырыла из-под креста целлофановый пакет и достала из него истлевшую фотокарточку. Лица не было видно, оно истлело, но по платью я поняла, что это мое изображение.
Где она взяла мое фото, я ее не спросила. Скорее всего, фото попало к ней тогда, когда мы всем коллективом отмечали праздники и фотографировались.
Увидев, что мое фото истлело, Тамара сказала:
– Фотокарточка сильно повреждена, даже не знаю, смогу ли я тебе помочь.
Чтобы не злить Тамару, я промолчала. Потом мы поехали домой. Поздно вечером она мне позвонила:
– Не обессудь, исправлять уже поздно. Ты сама виновата, довела меня до того, что я с тобой сотворила.
С этими словами она бросила трубку.
Ночью мне сделалось хуже, и мои родные вызвали „скорую”.
Пишу Вам в палате. Я не хочу умирать. Я Вас очень прошу, позвоните по сотовому или домашнему телефону. Буду ждать с нетерпением и надеждой. Лидия Максимовна».
Я позвонила по указанному телефону, но мне сказали, что Лидия Максимовна умерла пять дней назад.
