Жил у нас в доме старик, Матюха. Баячник – ещё тот! На все случаи истории у него были. По вечерам молодёжь его звала на скамейку к себе посидеть, чтобы он им историю какую страшную рассказал или про любовь несчастную, красиву. Это особенно девушки любили. Но был этот старик охочим до бутылки, всё бы хорошо, если не это: и руки золотые, и не лодырь. Но прикладывался к зелёному змию – что ужас, как не помер ещё.
Сидит как-то Матюха после очередной попойки во дворе на бордюре, за голову держится – тяжко, похмелье. Мимо сосед идёт, парень молодой, Славка. Подошёл к старику и ну его ругать, что опять напился – пропадает мужик.
"Сядь, - говорит Матюха, - рядом. Никому не рассказывал я".
И начал рассказ.
Как раз закончилась война. Голод, разруха, как жили и выживали – одному богу известно. Мне тогда 15 лет было. Отец ещё не вернулся, мать похоронил. Только я в доме один. А дом не мой, а пустующий. Всю семью расстреляли, которая здесь жила. Ну я и стал хозяйничать. Сижу вечером, в дверь постучали, открываю, а на пороге девочка, лет семи: "Мальчик, можно хлебушка? Кусочек бы один". А у меня в доме ни мыша нет даже, чтобы изловить. А я как раз подполье открывал, заколоченное. Может, картошечка завалялась. Впустил девчушку и велел сидеть у стола. А сам снова сел на полу и ковыряю заколоченные доски. Девочка тихо сопела и говорит: "Мальчик, там еда есть, наверное". Молчи, думаю, наглая какая. Полчаса ещё проковырялся, отодрал доски, открыл ход, а оттуда – холод. Взял свечу и вниз полез. Пару ящиков стоит, без замков. Холодина. От земли. Открываю один... Ба, мясо... И во втором мясо. И печка буржуйка рядом. Чтобы соседи не сбежались на запах жареного. Нашёл кастрюлю, развёл печку, запустил вариться. Желудок так скрутило от голода! Пока варил, девчушка сестру притащила. Ладно, не выгонять же. Все поели. Но цыкнул на них строго: кому проговорятся про мясо – приколочу обеих. Я ходил завалы расчищать на улицах, за это талоны давали. Девок дома оставлю, запру их, вечером хлеба принесу немного – едим.
Легли спать, они в одной комнате, я в другой. Ночью вдруг скрип. Ну, думаю, не спится чертихам, надо их с собой брать на завалы, больше талонов дадут и бездельничать не будут. Оборачиваюсь к окну – так и обомлел: стоит старуха, скорбная, сгорбленная, глаза бегают.
- Пошли копать.
- Чтооо?... Бабушка, вы кккто?
- Бездарь, пока темно, пошли копать. Бери лопату.
Я не верующий, но молитвы сами в голову лезли. Бабка исчезла. Побежал в соседнюю комнату: пусто. Куда девки ушли? Бабка их испугала. Метнулся по дому. Я во двор: дуб вдруг вырос откуда-то. Не было его. А стоит высоченный. Сплю что ли? А за дубом бабка стоит. Ну, думаю, зараза, я тебя сейчас. Подскочил, а она скалится на меня. Только кулак занёс над ней – а её как не было. И боль острая в голове... Ударили... Искры перед глазами... Что дальше – не помню. Уже утром глаза открыл, лежу во дворе, на земле.
- Ты кто такой? - грубый мужской голос привёл меня в сознание.
- Я Матюха, живу здесь недавно...
Смотрю – в военной форме стоит. Схватил меня за шиворот, поднял да тряхнул с силой. Я ему – что старуха тут какая-то ходит, девчушек испугала. Объяснил кто я и почему здесь. Смотрит на меня солдат ошалевшими глазами, дыхни, говорит. Чую, что подвох. Дал он мне свою флягу, сядь, говорит, на пень. И поведал. В доме этом во время войны жила большая семья: муж, жена, дети и старая бабка. Не работали, но жили хорошо. Странно, вот и стали разбираться. Бабка варила карамельные конфеты, дети в округе знали и ходили. Ходили – да не выходили. Как ребёнок зашёл – отец семейства его топором по башке. А чтоб криков не было, так то бабка выставит граммофон в окно да подпевает. Так и жили. Пока не пропала дочь какого-то комиссара. Семью расстреляли, весь огород перекопали – закапывали кости под дубом. Останки на кладбище, дуб срубили. Говорит, видят здесь призраков, двух девочек, последних как раз жертв людоедов.
