-1-
Васнецов подписал оба приказа после полудня.
«Малахитову Маргариту Ивановну уволить с должности главного бухгалтера… с 01 октября».
«Тарасова Александра Константиновича перевести на должность главного бухгалтера с окладом согласно штатному расписанию».
Вроде бы и всё. Жить и радоваться.
Но мерзкое ощущение его не оставляло. Ощущение, что он сделал непродуманный шаг – и влип.
Хотя шаг этот он рассчитывал и продумывал почти целый год. Готовил его так, как не готовят внедрение резидентов.
«Просто это надо было сделать», - сказал себе Васнецов, грызя карандаш. Грызть карандаши не так вредно, как смолить одну за другой крепкие сигареты. Но тоже так себе привычка.
Неделю назад, когда Малахитова явилась в офис, бухгалтерские документы были заперты в сейф, сейф опечатан, а на компьютере изменен пароль пользователя. Главбухша ворвалась в кабинет Васнецова и потребовала объяснений. И тогда Васнецов, стараясь говорить спокойно, поставил Малахитову в известность: она уволена. Пусть сдает дела новому главбуху.
Головная боль в лице госпожи Малахитовой досталась Васнецову от предшественника. Поначалу Васнецов подозревал, что Малахитова держала его за горло, располагая неким компроматом, но вскоре понял свою ошибку. Главбухша просто воплощала собой танк, прущий по жизни напролом и готовый раздавить любого, вставшего на пути. Когда Васнецов сообщил ей, что намерен провести в бухгалтерии аудиторскую проверку, Малахитова яростно отчитала его при сотрудниках, словно он был не генеральным директором, а сопливым мальчишкой. «Не смейте мешать мне делать мою работу! – орала она. – Не суйте нос, куда не просят! Вам кто-то сказал, что у меня что-то не так?! КТО вам это сказал? Имя мне назовите!».
Васнецов не был трусом. Он служил в погранвойсках, задержал двоих нарушителей и получил ножевое ранение, разнимая сцепившихся в казарме старослужащих. Перед опасностью никогда не пасовал, но… беснующаяся главбухша вынудила его сдать назад. А что ему было – драться с ней? Одного удара Малахитовой вполне бы хватило. Чтобы насмерть.
Чисто из принципа Васнецов не поднимал руку на женщин, но чем дальше, тем меньше он воспринимал Малахитову как женщину. Постепенно он и человека перестал в ней видеть. Ядовитая змея, да и только. Фирма несла огромные убытки, а Малахитова в наглую прокручивала собственные делишки, часто откладывая свои прямые обязанности «на потом». Все попытки Васнецова призвать главбухшу к порядку оканчивались истерикой и обвинениями в его же адрес.
- Решили, значит, меня уволить? – язвительно спросила Малахитова в прошлый понедельник. – Это какая же, интересно, мразь против меня вас науськивает?
- Никакая, - сухо ответил Васнецов. – Вы увольняетесь по собственному желанию. Поскольку не справляетесь с работой.
- Ах, вот оно что, - протянула Малахитова. – С чего вы взяли, что я не справляюсь? Я? Не справляюсь? Это сотруднички ваши не справляются, только интриги плетут, а больше ни хрена не делают! Лучше их на место поставьте, а меня не трожьте, ясно?!
- Ясно, - буркнул Васнецов, не глядя на Малахитову. – Не уйдете по-хорошему – я вас вообще в тюрьму посажу. Все доказательства у меня на руках.
- Я поняла, чего вы хотите, - попятилась Малахитова. – Не нравится со мной работать, так и скажите! Я с самого начала знала, что вы меня отсюда выживите! Я знала, я знала. Но ничего, Валентин Григорьевич, боженька – он всё видит, - и добавила, вдруг сразу состарившись лет на двадцать:
- Вы и представить себе не можете, что вы натворили.
Всю неделю после этого разговора Малахитова вела себя так, словно ничего не случилось. Словно капризы руководства у нее уже поперек горла встали, и она не намерена трепать себе нервы по пустякам. На планерках и совещаниях по-прежнему не давала никому рта раскрыть, хотя Васнецов и запретил ей в них участвовать. Васнецову приходилось вызывать подчиненных к себе чуть ли не явочным порядком. Саша Тарасов жаловался, что Малахитова не только отказалась сдать дела, но еще и велела ему «сидеть и не рыпаться». Васнецов стиснул зубы и выжидал: в конце концов, осталось всего несколько дней. Потом осталась пятница – и выходные. Потом – только выходные.
И вот сегодня он подписал оба приказа.
Малахитова собирала вещи. В бухгалтерии за ней в оба глаза следили новый главбух и заместитель Васнецова. Сам же Васнецов сидел у себя и грыз карандаш, пытаясь отвязаться от навязчивой ассоциации: уволив Малахитову, он, по сути, нанес ей тот самый смертельный удар. Переломал шею ядовитой гадюке. Вот только гадюка и с переломанным хребтом способна извернуться и запустить в тебя напоследок зубы.
Однажды, еще в армии, он видел, как пролежавшая несколько часов на солнцепеке мёртвая гадина (по ней проехался обоими колесами штабной мотоцикл) вцепилась в руку солдату, пришедшему ее убрать. У солдата была палка-рогатина и пластиковый мешок, а змея, как все думали, давно сдохла. Но едва солдат наклонился, пытаясь поддеть тело рогатиной, змея вдруг обвилась вокруг палки и повисла на запястье.
А три дня спустя, когда военная прокуратура закончила расследование инцидента, солдата отправили домой.
В цинковом гробу.
Дверь открылась. На пороге стояла Малахитова – с двумя пакетами в левой руке. Из одного торчал каблук туфли.
- Что-то еще хотели, Маргарита Ивановна? – хмуро осведомился Васнецов.
Но Малахитова промолчала. Она смотрела на генерального директора ледяным, остановившимся взглядом. Васнецов обратил внимание, как заострились черты ее лица, а глубоко посаженные глаза ввалились еще больше. «Как мертвая», - с ужасом подумал он.
Затем Малахитова повернулась и ушла.
Минут через пять явился зам.
- Всё? – коротко спросил его Васнецов.
- Да, слава богу – отделались, - кивнул тот, и, не спрашивая разрешения, закурил. – Знаешь, пока мы ее караулили, я всё ждал, что она ко мне подскочит и прокусит артерию.
- Слушай, достал уже ныть, - вяло огрызнулся Васнецов. – Скажи спасибо, что я тебе не поручил ее об отставке уведомлять. Пропуск она сдала?
- Без понятия насчет пропуска. Начохраны ее провожал до выхода.
- На всякий случай предупреди, чтобы духу ее тут не было, что с пропуском, что без.
- Понял. Предупрежу.
- Ты сейчас предупреди. Да не по телефону, а лично на КПП сходи и скажи.
- Понял. Докурить можно?
- Нельзя, твою мать! И, это… Тарасова сейчас ко мне.
- Понял, - кивнул зам, торопливо гася в пепельнице окурок.
Васнецов уехал домой с тяжелым сердцем. Вёл машину в среднем ряду, не выше шестидесяти, потому что чувствовал, что плохо контролирует ситуацию на дороге. Нервное напряжение, скопившееся в ожидании этого дня, отпустило, но взамен пришла опустошенность. Тело налилось усталостью, а голова раскалывалась. До восьми часов он знакомился с выкладками Тарасова: новый главбух полагал, что большую часть дыр в бюджете пока еще можно заткнуть. Но Васнецов слушал Тарасова рассеяно, каждую минуту ловя себя на том, что его так и тянет обернуться к окну. Несколько раз он украдкой взглянул на улицу, но Малахитовой не увидел. И всё же был уверен, что она где-то там, на другой стороне дороги. Стоит и сверлит пронзительным взглядом его затылок.
- В общем и целом, непреодолимых кризисов не бывает, - добавил Тарасов, складывая свои бумаги в кожаную папку. – Бывают не выявленные причины, но причину вы уже не только выявили, но и устранили.
- Угу, - отстраненно кивнул Васнецов.
- Одно плохо, Валентин Григорьевич, - Тарасов помялся. – Она всех сотрудников перессорила. Нездоровый климат в коллективе. Деньги ведь воровала, из карманов прямо, из сумочек… Вы бы поговорили с людьми, а? Пусть успокаиваются.
- Я поговорю, - отозвался Васнецов.
Откровение о том, что Малахитова наживалась не только по-крупному, но и мелко крысятничала, выглядело сейчас маловажным.
Важным сейчас не выглядело ничего. Уволив главбухшу, он будто потратил на это все силы, сколько было.
-2-
Ландшафтные дизайнеры-озеленители потрудились на славу, превратив элитный поселок в элитную экосистему: сплошные крупномеры всех сезонов посадки. Выйдя из машины, Васнецов вдохнул насыщенный кислородом воздух и впервые за последние дни не ощутил запаха дешевых духов, которыми пользовалась госпожа Малахитова. Запах преследовал его днем и ночью, но ночевал-то он дома, где, конечно, нога Малахитовой не ступала. Хотя из кабинета духам тоже давно пора выветриться.
Едкий аромат разбудил в подсознании страсть к изысканно-паскудным приключениям, которую нормальные люди в себе тщательно давят.
А ведь Малахитова – сексуальная баба.
Если отбросить ее жуткие манеры и вспышки бешенства, она определенно привлекательна. Совсем недавно экс-главбухше исполнилось сорок три года, к которым она сохранила точеную фигуру и рельефную задницу. «Предложи она мне переспать, - думал Васнецов, - я бы уже не смог ее уволить».
Да, но, сталкиваясь с Малахитовой ежедневно, подобных заскоков он за собой не замечал. Кстати, почему? А, вот. Лицо. Ее лицо. Очень худое, слишком неподвижное, кости черепа едва обтянуты бледной кожей.
Васнецова едва не вырвало на ровно подстриженный газон. Само желание секса с Малахитовой несло в себе нечто некрофильское. Именно поэтому раньше таких диких идей у него не возникало. Всё равно, что по-серьезному задуматься о том, чтобы поиметь покойницу. Только именно по-серьезному, не давая своей фантазии никаких поблажек. Вообразить себе ЭТО во всех деталях.
И во всех, черт бы их побрал, последствиях.
Ненадолго его мысли потекли другим направлением. Шагая по гравиевой дорожке, он с завистью рассматривал роскошные двух-трехэтажные коттеджи в европейском стиле. Детишек во двориках выгуливали явно не мамаши, а гувернантки. Стоящие у калиток машины все вместе тянули на бюджет небольшого государства. Со своей зарплатой генерального директора Васнецов не мог позволить себе поселиться в таком вот местечке. И даже если весь тарасовский оптимизм не окажется профанацией (вера Васнецова в главбухов катастрофически упала), возможность такая появится не раньше чем через года три-четыре. Которые, между прочим, неплохо бы еще прожить.
Игорь Сотченский нигде не работал уже без малого восемь лет, что не мешало ему кататься как сыр в масле. Сам он изрек по этому поводу нечто вроде: «Падай низко, если хочешь взлететь высоко».
Свой взлёт Игорь начал новогодней ночью, в клубе, где в кой-то веки собрались его и Васнецова однокурсники. Именно Сотченского там и не ждали: у всех челюсти отвисли, когда он приехал. Это было актом либо крайней бесчувственности, либо сатанинского умения держать себя в руках. Уходящий две тысячи пятый забрал у Игоря женщину, которую он любил – никто толком не знал, как это случилось. В один из первых дней декабря ее нашли на проселочной дороге, в трех километрах от дачи, где она проводила короткий отпуск. Причина смерти была налицо: несчастная задохнулась от мороза раньше, чем впала в кому от переохлаждения. Причина же, по которой женщина вообще оказалась ТАМ – легко, по-домашнему одетая – так и осталась необъясненной.
В те муторные от горя дни Игорь так замкнулся в себе, что многие опасались, не пришлось бы возвращать его к жизни медикаментозно. Но Сотченский оказался жизнеспособнее, чем о нем думали: еще скрывая за фальшивой веселостью прострацию, он уже ловил момент, чтобы вырваться из клетки личной трагедии.
Девушку за соседним столиком, которая мирно чокалась шампанским с подругой, Игорь «снял» на спор, который сам же затеял с Васнецовым, и без особых планов. Девушка была какая-то вся на взводе, как сжатая пружина. В ее поведении сквозила нервная пафосность, а шутки Сотченского вызывали у нее взрывы полуистерического смеха. В разгар вечеринки, когда по залу уже расхаживали ребята-стриптизеры, девушка вдруг подхватилась и уехала домой на такси, оставив Игоря в полном недоумении.
Лучше бы она этого не делала, потому что любопытный по натуре Сотченский еще со школы только и делал, что допытывался до скрытой сути непонятных ему явлений.
Опросив клубных завсегдатаев, он переварил полученные «показания», и вот тут-то план у него появился.
Девушка оказалась дочкой богатого нефтяника, но папиным благосостоянием всё хорошее в ее жизни начиналось и заканчивалось. Еще первоклассницей Алиса едва не бросилась в окно с двенадцатого этажа после очередной родительской ссоры – отец чудом успел поймать ее за воротник. После этого она долго наблюдалась у психиатра, а отношения между родителями становились всё хуже и хуже. В итоге состоялся развод, а отец, имевший связи в суде, лишил бывшую жену права видеться с дочерью.
Взрослея, Алиса лелеяла одну светлую мечту: найти прекрасного, очень ДОБРОГО мужчину, и выйти за него замуж. И никогда-никогда с ним не ссориться.
Достигнув возраста мини-юбок и гулянок за полночь, Алиса с головой окунулась в поиски, но довольно скоро ей пришлось усвоить малоприятную истину: мужчины бывают не только добрыми, но еще и непостоянными, и весьма корыстными. Выросшая в тепличных условиях и от того беспредельно наивная, Алиса готова была бросить к ногам избранника, всё, чем владела. Увы, мужчин привлекали ее деньги, но никто не жаждал получить в довесок ее саму. Алиса была «куколкой», однако с хорошими задатками психопатки, при этом начисто лишенной даже тех крох обаяния, какими не обделены и дурнушки. Кроме того, катаясь на роликах, она упала, сильно повредив лицо; после долгого и болезненного лечения остался тонкий шрам – от края нижней губы и чуть вниз по подбородку. В глаза он почти не бросался, но из-за него у Алисы развился комплекс.
Обогатив опыт отношений с мужчинами парой-тройкой суровых уроков, девушка изменила подход: теперь, выходя «в люди», она изображала обычную, не особо состоятельную москвичку. Таким образом, она практически обрекла себя на пожизненное одиночество, если бы не господин Сотченский.
Три месяца ухаживаний и беспросветной романтики воздались сторицей: Алиса железно уверилась в том, что Настоящая Любовь – вот она, только руку протянуть, и пора бы уже, была не была, рассекречиваться. Но самый коронный номер Сотченский приберег для нее на закуску. С каменной физиономией выслушав признание Алисы, он заявил, что неравный брак ему не нужен, жениться на деньгах он не собирается, и что он «хочет побыть один». Удрученной таким сюжетным виражом Алисе пришлось не только выплакать море слёз, но и хорошенько побегать за «принципиальным» возлюбленным. Тот и шагу не сделал в сторону ЗАГСа, пока Алиса сама себе не внушила: содержать будущего мужа и оплачивать все его, даже самые дурацкие, прихоти будет для нее величайшим счастьем.
К чести хитроумного ловеласа можно лишь сказать, что свое содержание он отрабатывал от и до. Алиса получила именно то, чего хотела – идеального мужа, принимающего ее такой, какая есть. Не нуждаясь отныне в средствах, Сотченский зарегистрировал в минпечати журнал под названием «Очевидное – не очевидно» (аномальщина во всех ее проявлениях). Журнал выпускался с завидной нерегулярностью, что не мешало новоявленному главреду позиционировать издание как единственное располагающее ПРОВЕРЕННОЙ информацией о мире призраков, киборгов-мутантов и пришельцев из космоса.
…Интерьер кабинета полностью соответствовал вкусам Игоря – аккуратиста и педанта. На журнальном столике курилась ароматическая палочка. И только залежи компьютерных распечаток на крышке секретера вносили резковатый контраст в общий стиль.
- Выпьешь что-нибудь? – предложил Игорь.
- Я же за рулём…
- Ночевать не останешься, что ли? Давай, сто лет ведь не виделись!
- А подруга жизни твоя где?
- Алиска на Мальдивах, в океане плещется. Для нервов полезно.
Если Сотченский и расстраивался по поводу отсутствия дома жены, виду он не показывал.
- Ладно, плесни тогда чего-нибудь…
- Виски? Ром? Коньяк? – перечислял Игорь, стоя у мини-бара. – Не начать ли нам с пивчанского?
- Давай просто коньяк. Не хочу завтра давлением мучиться. – Васнецов кивнул на секретер. – Копилка сенсаций?
Игорь разлил коньяк в хрустальные рюмки.
- Да, и еще каких! Думаешь подписаться?
- Ну нет уж, спасибо, – Васнецов наугад ткнул пальцем в одну из бумажных кип. – «Таврия-113»? Что это еще такое?
- Это – в рубрику «Страхи большого города». Легенда. Среда распространения – сотрудники ДПС, территория – юг Подмосковья, периоды проявления феномена – осенние месяцы, условия – туман, повышенная влажность. Автомобиль «Таврия» девяносто третьего года тормозит на большой скорости, притираясь к машинам патрульной службы. На лобовом стекле засохшие пятна крови, а в кабине сидит труп с…
- Твою мать, Игорь! Ты вроде бы говорил, что печатаешь только проверенную информацию?
- Проверенную, опровергнутую или в стадии проверки. Большей частью всё, чем я занимаюсь – милые детские сказочки. Но проверить «Таврию-113» я пока не могу. Восемьдесят респондентов из ста наотрез отрицают существование легенды, десять человек признались нехотя, что слышали что-то вроде, и еще десять анонимно подтвердили, что многие побаиваются дежурить на шоссе с сентября по ноябрь. Знакомый из пресс-службы МВД свел меня с инспектором, который подал первый и последний рапорт о «Таврии». Знаешь, что бывает за такие рапорты? Внеочередная медкомиссия с пристрастием и звездочка с погон. К диалогу он был не очень расположен, но тесть подогнал мне наркотика правды на такие случаи. Под релаксантом у инспектора развязался язык, но ничего толком я из него не вытянул – он начинал рассказывать и тут же сбивался. Сказал, что «Таврия» вылетела на полосу безопасности, едва не ударив его бампером. На водительском месте находился труп женщины, а когда я спросил, с чего он взял, что именно труп, он объяснил, что ошибиться тут невозможно, потому что…
- «Летучий Голландец» по-московски? – уныло перебил Васнецов. Меньше всего ему хотелось слушать про женские трупы, но у Сотченского имелась общая с Малахитовой черта – залповым огнём не остановишь.
- Не совсем. Смотри, как было дело… Октябрь девяносто пятого, киевское шоссе, поворот к Наро-Фоминску. Двое гаишников засекают авто, идущее больше ста пятидесяти по радару, и сигналят «К обочине». Машина – «Таврия», номерной знак с цифрами «один-один-три» - проскакивает мимо. Впоследствии выяснилось, что за рулем была владелица сети палаток на рынке Черкизово. Гаишники «вели» «Таврию» пять километров, до места, где водитель не справилась с управлением. Столкнулась с «Камазом» - он неожиданно сбросил скорость, и она не успела его объехать. «Таврию» смяло наискось, двери заклинило, достать женщину гаишники не смогли и вызвали спасателей. До их прибытия нельзя было даже определить, насколько пострадала водитель, ее попросту не видели из-за нагромождения металла. Видели только ее руку – она водила ладонью по дверной раме. Один из гаишников взялся пощупать пульс, а потом попробовал установить контакт. Он сказал: если вы в сознании, сожмите пальцы один раз. Она сжала пальцы. Вы можете двигаться? Сожмите один раз, если да, и два раза, если нет. Ну и так далее. Он общался с ней, пока не подъехали спасатели, а потом дверь вырезали автогеном и увидели, что у женщины отсечена голова.
- Тьфу! – воскликнул Васнецов. – Как же тебе это нравится – копаться во всякой… во всяком… всё равно что по пластиковым мешкам в покойницкой лазить!
Игорь усмехнулся и добавил в рюмки коньяка.
- Я же это не придумываю. Исходник мне слил человек, который заслуживает доверия, а я только оцениваю, какой здесь процент вымысла, а какой – правды. Видишь ли, я не подгоняю свою версию под какую-то определенную точку зрения. Мне важно знать, что там было в действительности…
- И что же, по-твоему?
- Та баба ехала не то обкуренная, не то напилась до белки, но отравление наркотой или алкоголем само по себе таких посмертных аномалий выдать не может. Нельзя напиться или наширяться до такой степени, чтобы проигнорировать собственную смерть. В момент аварии суммировались какие-то факторы… мир реализовал развитие событий в модели, противоречащей его собственной логике.
- И от того баба до сих пор катается по Киевке, хотя сгнила в могиле, а ее тачка гниет на свалке?
- Именно. Модель себя не исчерпала. Это антимодель, контрмодель, но она жизнеспособна и функциональна. Уже не просто погибшая женщина в своём автомобиле – их скомбинировали, смешали в единое. В кентавра. И кентавр заряжен последними эмоциями погибшей: гнев, ненависть, злость…
- Злость на кого?
- На гаишников, которые за ней гнались. Не начнись эта погоня, у нее была парочка шансов из ста остаться в живых. Она могла опомниться и остановиться. Но они повисли у нее на хвосте, и она запаниковала.
- Теперь она их ищет? Тех, кто ее «вёл»?
- Думаю, что да. Фантом видят только сотрудники ДПС, и это вряд ли случайно. И… Завязывай-ка ты коньяк глушить, сейчас кофе тебе сделаю. Совсем позеленел!
- Позеленеешь с тобой! – выпалил Васнецов. - Что ты мне еще расскажешь? Про санитара из морга, оттрахавшего свежую покойницу-малолетку? А в зале прощания тупорылая подружка сует в гроб мобильник, и санитару начинают названивать с заблокированного номера?!
В створку окна вдруг ударило ветром – словно огромным кулаком. Стремительно обернувшись, Васнецов увидел, как сорванный фиксатор беспомощно повис на креплении, и тут же по улице пронесся шквал. Неведомое чудовище из нижних слоев атмосферы грубо взъерошило кусты и выдрало из палисадников ворох листьев. Где-то рядом завыла автосигнализация.
- Штормовое предупреждение, - флегматично сказал Игорь, закрывая окно. – С утра еще передали. Да-а, старичок, да ты у нас, оказывается, скрытый извращенец! Ну, выкладывай, что там у тебя творится.
-3-
- …Я тонкостями не владею, - сказал Сотченский. – Но, по-моему, сместить главбуха, да еще вот так исподтишка – геморрой тот еще. Да, нет? Ведь и подставить может…
- Она бы и подставила. Но я ж Сашку к ней подсадил за полгода. Это он с виду пацан, а бухгалтер очень сильный. Собственно, что она дела передавать не стала – не беда, он их и так принял. Незаметно. Я всё боялся, что она его раскусит, но…
- А уверен, что не раскусила?
- Уверен, - быстро ответил Васнецов, но тут же скривился. – Нет. Я уже ни в чем не уверен. Но я к тебе не поэтому пришел. Игорь, что ты знаешь об оккультизме?
Сотченский пожал плечами.
- Я знаю только то, что эти вещи имеют место быть. И даже где-то каким-то образом исследуются. Сам я, конечно, ничего подобного не практикую.
- Почему?
- Во-первых, не тянет. Во-вторых, может таким боком выйти, что не обрадуешься. Тут силы, с которыми не шутят. Настоящих магов, или колдунов, или ведуний – по пальцам пересчитать можно. Все прочие – так, играются с огнем. На «повезет – не повезет». А к чему ты спрашиваешь?
Васнецов залпом допил остывший кофе.
- Я ведь тебе сказал, что она вошла и долго на меня смотрела? После этого из меня словно какой-то стержень выдернули. Уже месяц как, а я ничего не хочу, ничего не интересно, даже по фигу стало – выплывет теперь фирма, нет… Полная апатия. И еще. Такое чувство, что она меня приговорила к смерти.
Сотченский расхохотался.
- Васнецов, ты начитался Стивена Кинга! Ты как – худеть пока не начал?
- Нет, - раздраженно ответил Васнецов. – Худеть не начал. Но мне снятся кошмары. Каждую ночь. Я просыпаюсь, и мне страшно открыть глаза. Знаю – кто-то рядом стоит, и если увижу – то всё. Сдохну. Веки как склеенные.
- Что за кошмары? Погоди-ка, угадаю… Твоя бывшая главбухша является тебе мёртвой?
- Да.
Сотченский почесал затылок.
- Во сне твой мозг вычленяет те вещи, которых ты больше всего боишься наяву. Ты спишь, а подкорка сама проигрывает ситуации, утрируя всё до гротеска. Это и есть кошмар. Но после пробуждения глаза открываются сами собой, рефлекторно. У тебя же рефлекс обратный – веки сомкнуты. Это не ты – твой организм ЗНАЕТ, что поблизости присутствует нечто, чего нервная система при визуальном контакте не выдержит. Защита на уровне инстинкта самосохранения. Мне вспомнилась одна гипотеза, официально никем не опровергнутая. При ночных кошмарах генерируется альтернативная реальность, двухмерная. Физически ты ей не принадлежишь, но она поглощает твое биополе. Проснувшись, чувствуешь себя разбитым, тебе нездоровится, ты как выжатый лимон. Но, если кто-то намеренно формирует для тебя каскад тематических видений, этот же человек способен фрагментарно закодировать в них самого себя. А при худшем раскладе – найти лазейку в твою первую реальность. Выход на стыке двухмерного и трехмерного мира, а стыкуются они в ближайшей точке пространства, не занятого материальными объектами или твоим телом. Буквально рядом с кроватью. Вот тогда организм и начинает себя защищать. В РАН над этим «вкладом в науку» все обплевались, но втихаря устроили разберушку. Замеряли интенсивность биополей у спящих подопытных и даже будто бы ухитрились получить видеозапись альтернативного мира…
- Ты что, имеешь в виду – она действительно стоит возле моей кровати… мертвая?
- Это всего лишь гипотеза, не более того. Послушай, я, естественно, не могу утверждать, что эта баба – ведьма. Или что она – не ведьма. Но вот что хочу у тебя спросить… А она сейчас жива?
- Живее всех живых, - вздохнул Васнецов. – Не поверишь – купила хату себе, в моем квартале. Прямо в соседнем доме, у нас и окна друг на друга выходят, только ее – этажом ниже. Я сам не поверил, когда мне безопасник наш сказал.
- Хочет к тебе поближе быть. Нехороший признак-то, Валентин Григорьич. И очень нехорошо, что она тебе мертвячкой приходит. Похоже, ты этим увольнением ее в гроб вгоняешь. Для нее жизненно важно было сидеть у вас на фирме…
- …и воровать деньги, - закончил за него Васнецов.
- Вот именно. Ей нужно много денег. По каким-то причинам устроиться в другое место у нее уже не получится. Да и пока разберешься, что к чему, пока наладишь денежные потоки – это всё не одним днем. И она транслирует тебе свой образ в том виде и состоянии, в преддверии которого она сейчас находится – по твоей, замечу, вине.
- А что мне было делать – прибавить ей зарплату за успешные махинации?! Фирма бы накрылась к новому году, не прими я меры…
- Вероятно, да. Но она зарывалась. Лишись она всех побочных доходов при закрытии компании – ей осталось бы только сетовать на судьбу. А так у нее есть прямой виновник – ты. То, что она взяла себе новую квартиру у тебя под боком, указывает на некий сценарий. С тобой в главной роли.
Васнецов вскочил со стула и забегал по комнате.
- Что, да что она может мне сделать? Утащить в могилу вместе с собой? Пусть сперва сама туда ляжет!
- И ляжет, - безжалостно пообещал Сотченский. – Будет не странно, если вместе с квартирой она приобрела себе и местечко на кладбище. Я думаю, у этой бабы есть определенный диапазон способностей. Не слишком широкий – ты с ней в контрах больше года, и проще было тебя извести. Порчу наслать. Но это не в ее компетенции. Скорее всего, у нее то, что называется «Гримаса палачу», и методы тут могут быть самые экзотические…
- А это что еще за абракадабра? «Гримаса палачу»… Я в палачи не нанимался!
- Но ты определил ее судьбу. И, что-то мне подсказывает – судьба у нее незавидная. «Гримаса палачу» - это предсмертная агония жертвы, преобразованная в удар судьбы. Адресный удар по исполнителю казни, наносимый с задержкой: затянул на чужой шее петлю – будь любезен умереть страшно и в мучениях…
- Это что – тоже официально не опровергается? – с досадой спросил Васнецов.
- Нет, явление редкое, оттого мало кем замеченное. Но наблюдения имеются… И, Валентин, на твоем месте я дал бы команду безопасникам пробить, какие там жизненные обстоятельства у этой Малахитовой. Потому что реакция такая очень даже неспроста.
Васнецов зевнул. Несмотря на выпитый кофе, его клонило в сон. На эту ночь кошмары оставят его в покое, и госпожа Малахитова – не то мертвая, не то живая – не прошипит ему в ухо: «Хочешь, я станцую для тебя – и ты возьмешь меня обратно на работу?». Потому что рядом – самоуверенный скептик-аналитик Сотченский, в присутствии которого кошмары строятся в линейку и рассчитываются на первый-второй. Конечно, неплохо бы прямо сейчас позвонить Щербакову и распорядиться насчет Малахитовой, но очень уж хочется на боковую.
- Ляжешь на втором этаже или на первом? – спросил Игорь. – Постельное белье, подушки я тебе принесу.
- А гостевая у вас на втором или на первом?
- Занимай любую, кроме моего кабинета и Алискиной спальни. Этого она нам не простит, - хихикнул Игорь.
- Не охота тащиться по лестнице. Так что первый этаж мне вполне подхо…
Васнецов поперхнулся. Шквальный ветер, утихший ненадолго, мгновенно усилился с места в карьер. С первобытным воем непогода закусила удила и взялась за пригород по-настоящему. Машины заголосили все одновременно испуганным хором. В туманящихся сумерках с неба хлестнули первые струи дождя.
Из-за деревьев напротив дома Сотченских вынесло по земле кусок пестрой материи, насквозь мокрый. Васнецов судорожно ухватился за подлокотники кресла. Он вспомнил, где в последний раз видел эти причудливо-бессмысленные ромбики и квадратики.
На шее у Малахитовой. Кокетливый такой платочек.
Пока они обсуждали, каких сюрпризов следует ждать от госпожи Малахитовой, сюрприз уже был здесь. Штормовое предупреждение не помешало Малахитовой прийти за своим бывшим директором.
- Передумал, - выговорил Васнецов почему-то распухающим во рту языком. – Буду спать наверху.
- Ну… - Игорь взглянул на него и замер изумленно. Васнецова колотила крупная дрожь, а на лице выступили капли пота. Напуганный до полуобморока Васнецов – это надо же… - Валентин, что случилось?
- Она там, - ответил Васнецов, указывая рукой в окно. – Вон, платок ее валяется.
Сотченский чертыхнулся и быстро вышел в прихожую, сорвав с вешалки кожаную куртку. «Игорь, вернись, не вздумай!», просипел ему вслед Васнецов, но тот уже исчез за дверью. Не колеблясь ни секунды, он покинул безопасный дом и отправился туда, где бушующий ветер глушит шаги, и где увидеть КОГО-ТО можно, лишь натолкнувшись на него сослепу. А он, Васнецов, прилип к этому проклятому креслу. Ему (который, зажав ладонью кровящую колотую рану в животе, орал в озверелые рожи погранцов: «Ррррроттааааа! Отставить!») не хватило духу пойти вместе со своим товарищем.
В молочно-белой мути госпожа Малахитова проскользнет мимо Сотченского. Или просто оставит его в своем временном укрытии с перекушенным горлом.
- А это – кто кого, - пробормотал Васнецов. (В их кругу поговаривали, что смерть той женщины Сотченский подстроил сам же. Убил ее холодом. Не то из ревности, не то из мести).
Хрустнув гравием на каблуках, Игорь аккуратно защелкнул замок и повесил куртку обратно. С нее тут же натекла на пол вода.
- Не было там никого, - сочувственно сказал он, проходя в комнату. – Да и негде ей там встать, твоей Малахитовой – липы к ограде вплотную растут. Хотел я посмотреть на твой кошмар, прикинуть, из чего он состоит, но не сложилось… Да-а-а… - продолжал он, хлопнув Васнецова по плечу. – Крепко тебе башню снесло. Баба очень сильная.
- Что и требовалось доказать… Видел бы ты, как она меня прессовала! Блин, паралич у меня, что ли, - Васнецов забарахтался в кресле.
- Развезло тебя с трех рюмок. Еще бы – если сутками не жрать и не спать… Иди-ка ты, действительно, наверх, нечего внизу кантоваться. У меня там дивидишник есть, поставь себе смешное что-нибудь. Знаешь, чего боится страх? Смеха твоего. «Смеяться в лицо страху» - это не громкие слова, старичок. Это – способ выживания.
Послушавшись совета, Васнецов, прежде чем лечь, поставил в проигрыватель диск с подборкой каких-то допотопных комедий. Но погрузился в сон еще до того, как прошли вступительные титры «Жандарма в Нью-Йорке» (Алиска была без ума от Де Фюнеса).
А на первом этаже Игорь Сотченский, отбросив штору, следил за удаляющейся по улице женщиной. Она подобрала с тротуара грязный, мокрый платок и зашагала к центральным воротам комплекса. Спряталась она не за березками, а просто прижалась к одной из них, каким-то чудом слившись с древесной корой. Но еще большее чудо – что он не увидел ее с двух шагов.
И, пожалуй, не стоит рассказывать об этом Васнецову. У человека и так уже с головой непорядок.
Сотченский позвонил на КПП, но дежурный охранник бодро отрапортовал, что никакие посторонние женщины на территорию или с нее сегодня не проходили.
«По заборам-то лазить мы все умеем», - подумал Сотченский.
Но предположение показалось ему притянутым за уши.
-4-
Назавтра в шесть вечера Сотченскому предстояло быть на мероприятии, успеть на которое вовремя он совершенно не стремился. Его вообще туда не тянуло: можно провести вечер с куда большей пользой, сидя перед телевизором.
«Наводку» дал один из информаторов – Фурсов, зарекомендовавший себя как отъявленный барахольщик в плане фактов. Сотченский уже посетил пару вечеринок в клубе спиритистов (вызванный ими дух Наполеона Бонапарта даже не владел французским), сеанс телекинеза, оказавшегося надувательством не слишком высокого класса, и теперь еще вот это… Однако рвать отношения с Фурсовым не хотелось – порой и от него случалась польза, и – ну, чем черт не шутит! – может, это именно и есть тот самый случай? Интуиция сварливо ворчала насчет очередной пустышки, но Сотченский рассудил так: если не произойдет ничего экстраординарного, он честно поедет в морг при Склифе. Но – лучше пусть что-нибудь произойдет.
Надежда на это «что-нибудь» - хоть на какое-то оправдание своей «пассивности», в которой его наверняка станет упрекать разобиженный Фурсов, сбылась.
Прежде всего, Васнецов проспал почти до половины первого – дало о себе знать крайнее переутомление. Как гостеприимный хозяин, Игорь не мог отпустить его, не накормив завтраком (вернее – обедом), и, пока Васнецов принимал душ и брился, заказал пиццу с доставкой.
Васнецов явно тянул с отъездом. Он сказал, что кошмары его не донимали, но выглядел хуже, чем вчера: синяки под глазами углубились до черноты, а все движения были какими-то скованными.
Уехал он только к двум часам. Вскоре после этого позвонила Алиса и сказала, что она будет счастлива, если супруг изыщет возможность лично встретить ее в аэропорту.
- …ты же понимаешь, что жена меня сырым слопает! – убеждал Сотченский возмущенного «барахольщика». Беспринципный до глубины души, Игорь не гнушался прикрываться женой, наделяя ее самыми отрицательными чертами характера. – Я предлагал ей такси вызвать – ни в какую.
- Алексеич, ты упускаешь уникальный шанс! – хрипел в трубку вечно простуженный судмедэксперт МАК. Сотченский втайне считал, что не проходящая простуда – последствие слишком частого нахождения возле ледников. – Парень – настоящий феномен, хотя у него и не все дома. Есть живые свидетели, которые…
- Слушай, ну тебе ли не знать, что такое живые свидетели, - мягко перебил Сотченский. – Если кому-то понадобилось нарисовать миф – свидетелей найдут каких угодно. Ты вот сам можешь хоть какую-то базу подвести под этот… хммм… феномен? Ну что, по-твоему, представляет из себя воскрешение мертвеца? Чисто технически?
Фурсов сдавленно откашлялся.
- Технически экстрасенс, проводящий реанимацию, не задает трупу никаких функций типа «встань и иди». В клетках организма содержится компонент, отвечающий за так называемую вторичную жизнь. Он не включается в обмен веществ и подвержен распаду в период от трех до девяти суток после биологической смерти… Тебе еще не скучно?
- Я – весь уши.
- Если компонент инициировать, он сообщает телу избирательную активность. Конечно, воскрешенный мертвец – это уже не человек. Мозг работает на низких оборотах, личностные качества подавлены или вовсе отсутствуют. Получается такое… существо. В зависимости от срока, в который реанимация состоялась, и степени сохранности тела, существо может опознавать других людей, но без эмоциональной подоплеки. Психически оно нейтрально… пока не проголодается.
- Ты мне сейчас что-то цитируешь?
- Да, наброски, с компьютера.
- Всё это грандиозно, но олигофрен при чем?
- Так он же природный катализатор! У него в голове время и пространство скривляются, он не воспринимает окружающий мир, но видит скрытые процессы и манипулирует ими по своему желанию. Ты не находишь, что это как минимум тема для диссертации?
- Как минимум, - ответил Сотченский, сознавая, что его загоняют в угол. – А как максимум – принудительное лечение в дурдоме. Вряд ли человечество готово к твоей диссертации.
- Значит, ты там будешь? – Фурсов понимал шутки еще хуже, чем Алиса.
- Обещаю что-нибудь придумать. Алиску тоже просто так не бросишь. Ладно, постараюсь выкрутиться.
Отвязавшись от настырного судмедэксперта, Сотченский бросился в кр
