В понедельник обычно многолюдный кинотеатр почти опустел, оставив внутри себя немногих счастливчиков, которые не работали в утро самого тяжелого дня недели. Принадлежа к числу тех самых счастливых людей, Дина встала в немногочисленную очередь за билетами и, как обычно она это делала, даже не задумываясь, оглядела впереди стоящих людей. Ничего интересного: мама с семилетней дочкой (мультфильм), очкарик (триллер) и две чрезмерно смешливые и чересчур рослые дамочки на ужасно высоких каблуках, начавшие ее сильно раздражать с тех самых пор, как появились в поле Дининого зрения. Даже посмотреть не на что.
В кинотеатре Дина преследовала двух зайцев - убить время до приезда... неважно кого, и посмотреть наконец ту слезливую мелодраму, которую так настырно рекламировала Наташка. От мыслей опять отвлек дурацкий смех длинных глуповатых девиц. Она даже не могла разобраться, над чем же они так хихикают.
Затем длинные дамочки ускакали в зал, а Дина купила долгожданный билет. Зал, как было показано на экране перед Диной, был почти пуст, за исключением двух мест в середине и (теперь) Дининого места в третьем ряду. Ну и хорошо, подумала она, что никого нет.
А покупая в буфете кока-колу, она почему-то вспомнила, что девчонки купили билеты на тот же фильм, что и она. Эта мысль была скользкая (если так можно сказать про мысль) и лишенная всякого раздражения, так как рядом с ней промелькнул призрак мысли: "А может не стоит ходить на этот сеанс?". Этот призрак был сразу же лишен всякого права на существование, ведь не губить же полтора часа удовольствия из-за двух дур?
В зале была полнейшая тишина (хотя обычно до начала фильма играла музыка, которую Дина на дух не выносила). Но в данный момент она поняла, зачем включалась музыка - она успокаивала и ограждала от тишины, в которой теперь проскакивали только тихие-громкие смешки (понятно чьи). Она молча прошествовала на свое место в середине третьего ряда, почти не издавая звуков на шероховатом бархатном покрытии. До фильма оставалось еще пять минут. Делать было нечего, и она просто сидела в ожидании начала.
Какая-то фраза - громкий взрыв смеха. Дине вдруг почудилось, что этот смех как-то неуловимо изменился, стал менее искренним, что ли? "Хотя, какое мне дело," - подумала она. Пять минут тянулись ужасно долго. Одна из девушек снова что-то сказала, и хихиканье продолжилось; теперь ей показалось, что неразличимые интонации изменились и смеются они теперь уже над ней, от чего стало невыносимо гадко, но Дина сказала себе прекратить выдумывать глупости. Опять смех, опять, и теперь она могла поклясться, что он изменился, и даже знала, в какую сторону. Сначала это был обычный, заурядный женский хохоток, но дальше шло какое-то зловредное повизгивание, а дальше смех переходил на более низкую, даже грубоватую ноту, и что-то (а может, все это вместе) делало его крайне неприятным. Дина слушала его, как загипнотизированная, пытаясь понять, в чем же дело. Вдруг она подумала, что еще ни разу не видела их лиц, что было мыслью почему-то крайне неприятной.
Фильм начался, и Дина, поглощенная сюжетом, на время забыла о странном смехе двух девушек позади нее. До тех пор, пока одна из них не прокомментировала какой-то момент в фильме, а другая не рассмеялась еще более странным смехом, больше похожим не то на трель какой-то не слишком мелодичной птицы, не то на звук рассыпавшихся крупных стеклянных бус. Тут она поняла, что теперь ее даже силой не заставишь повернуть голову назад. Она, как приклеенная, сидела и смотрела на экран, уже не вдаваясь в подробности сюжета, а против собственной воли пытаясь еще раз расслышать этот смех, и , может быть, понять, что же ее в нем так напугало ( последнее никак не получалось). Казалось теперь, что смеются не люди, а неведомые ей существа, имеющие крайне расплывчатые представления о людском смехе.
"Я сейчас быстро уйду, как будто в туалет. А на самом деле просто уйду из зала и не вернусь, наплевать на сумочку, там все равно ничего важного. Главное, больше их не видеть и не слышать." Она обдумывала то, как она уйдет из зала так, будто это был план побега из тюрьмы. Потому что теперь ей было по-настоящему страшно.
Наконец она встала и пошла из зала. Она вышла из самого зала, но впереди был длинный темный коридор, казавшийся перед фильмом таким коротким и таким светлым. Но впереди была дверь наружу, к людским голосам и свету, и Дина почти одним рывком преодолела квадратный тоннель с не горящими лампами.
Зря. Дверь оказалась закрыта, причем на замок и снаружи. "Их проделки, кто бы они ни были," - подумала она, но потом вспомнила, что есть выход с другой стороны, и он обязательно будет открыт. Нужно просто преодолеть расстояние, равное ширине зрительного зала и еще одного коридора. "Все будет нормально, я выйду к свету и людям, там обязательно с кем-нибудь поговорю и куплю себе пакетик чипсов". Эта мысль, пусть и пустяковая, должна была продержать ее на протяжении всего пути.
Она быстро ( или наоборот, слишком медленно?) пошла между третьим и вторым рядами, не глядя в сторону. Она дошла почти до конца, когда голос, уже мало похожий на человеческий, объявил ей с того ряда, на который она не смотрела:
- Там закрыто.
Дина спросила в ответ:
- Откуда вы знаете? - вопрос получился почему-то дерзкий и с вызовом.
Второй голос, более высокий и более неестественный, произнес [только евреи отвечают вопросом на вопрос, причем тут это, господи, причем?]:
- А ты как думаешь?
Что-то в нем было такое, что просто заставило Дину резко повернуть голову туда, куда она не хотела бы смотреть никогда в своей жизни.
То, что сидело в 6 ряду в креслах под номерами 8 и 9, не поддавалось никакому описанию, потому что представить себе таких тварей не мог бы даже Стивен Кинг. Но меньше всего они были похожи на человека.
Крик смертельно испуганной женщины услышала снаружи молоденькая уборщица и побежала в зал.
Через полчаса карета скорой помощи увозила безмолвный труп с остекленевшим ужасом в глазах, а рядом стояли две высокие девушки и, перебивая друг друга, объясняли, что не видели в зале ничего, что могло бы напугать, (тем более насмерть), и клялись, что ничего такого не делали. Глядя на них, им было очень легко поверить, но, заглянув одной из них в глаза, уборщица заметила в них странные хитрые огоньки:
"Вы же знаете, это наша тайна и никто нас не заподозрит, пока мы сами этого не захотим".
С тех пор она стала очень внимательно присматриваться к зрителям.
