Умение петь — главное свойство сирен. К их пению невозможно не прислушаться. Пожарные и прочие тревожные сирены взяли от древнегреческих прототипов именно это качество, а никак не сладкозвучность. Первым упомянул о сиренах Гомер в двенадцатой песне «Одиссеи», но ни словом не обмолвился насчет их облика. Зато недвусмысленно предостерег, что поддавшиеся чарующим голосам сирен моряки не вернутся домой — их попросту съедят, а кости бросят белеть на острове. Хитроумный Одиссей, как известно, залил спутникам уши воском, а себя велел привязать к мачте: и сирен послушал, и в живых остался. Песню их, которую цитирует Гомер, так и хочется назвать гипнотической — в ней звучало именно то, что хотелось услышать Одиссею. Сирены называют героя «великой гордостью ахейцев» и обещают ему множество знаний, практически всеведение. Стало быть, не только в чудесном вокализе кроется разгадка неотразимости их песнопений.
Последователи Гомера были щедрее на описания внешности сирен. Однако здесь возникли разногласия — то ли они девы-рыбы, то ли девы-птицы. Существует версия, объясняющая оба облика. Сирены были подругами Персефоны, которую Аид увлек в царство мертвых. Но подруги об этом не знали, они искали Персефону повсюду, в том числе под водой и в небе — для этого боги сделали их полурыбами и полуптицами. А смертные отказались помочь им в поисках, и от обиды сирены принялись завлекать моряков и топить их или высасывать кровь.Не первое поколение школьников зубрит строки Пушкина: «Там чудеса: там леший бродит, русалка на ветвях сидит» — и ломает себе голову, зачем рыба полезла на дерево? А может быть, дело в том, что она вовсе не рыба, а птица.
