Гильгамеш омрачился, услыхав рассказ Эабани:
“Слушайте, юноши, слушайте меня, старцы,
О моем Эабани, о друге моем я плачу!
Я, как плакальщицы, кричу причитанья,
Мой топор и мои запястья,
Меч мой с пояса и с кудрей украшенья,
Одеянья празднества, знаки величья
Я слагаю и плачу о моем Эабани,
О нем, человеке пустыни, я плачу!”
Обнаружил в себе охотник высокое сердце,
Он привел к Эабани блудницу, чтобы проклял тот ее зрелость:
“Я назначу тебе судьбу, блудница,
Не изменится она в стране вовеки.
Вот, я тебя проклинаю великим проклятьем,
Дом твой будет разрушен силой проклятья,
В дом разврата загонят тебя, как скотину!
Пусть дорога станет твоим жилищем,
Лишь под тенью стены найдешь ты отдых,
И распутник, и пьяный твое тело измучат,
За то, что меня, Эабани, увела из моей пустыни!”
Услыхал его Шамаш и уста отверзает,
Взывает к нему с высокого неба:
“Почему, Эабани, проклинаешь ты так блудницу,
Что дала тебе яства, достойные Бога,
Что дала тебе вина, достойные князя,
Облекла твое тело в пышные ткани,
Привела к Гильгамешу, твоему прекрасному другу?
Вот, теперь Гильгамеш твой брат, твой товарищ,
Он кладет тебя на ночь в роскошной постели,
В удобной постели он кладет тебя на ночь;
В мягком кресле сидишь ты, слева от трона,
И тебе владыки целуют ноги,
Люди Урука поют тебе славу,
Чтоб тебе угождали, дала тебе слуг блудница,
По просьбе твоей я облек ее тело позорной одеждой,
Я облек его шкурой собачьей, и она бежит по пустыне”
Чуть заблистала заря, великого Шамаша слово
Долетело до Эабани, и гневное сердце смирилось:
“Убежавшая пусть возвратится, станет путь ее легким,
Пусть любви ее просят князья и владыки,
Вождь могучий развяжет над нею свой пояс,
Одарит ее золотом и ляпис - лазурью”.
Так смирил Эабани скорбное сердце.
Наступила ночь, и один он ложится,
И поведал другу ночную тревогу:
“Этой ночью меня посетили виденья,
Небеса возопили, и земля отвечала,
И стоял неведомый муж предо мною,
Горели глаза, и лицо было темным,
С головою орла голова была схожа,
И на пальцах виднелись орлиные когти.
Высоко, высоко меж туч он вознесся,
И меня он вознес высоко, высоко,
От полета моя голова закружилась,
Вместо рук у меня были крылья птицы,
- Опускайся за мною в дом мрака, жилище Нергала,
В дом, откуда не выйдет входящий,
Путей, по которому нет возврата,
В дом, в котором не видят света,
Где питаются пылью, где грязь служит пищей,
Одеваются птицами в одеянье крыльев.
В жилище праха, куда я спустился,
Я увидел поднос с ужасной тиарой
Изо всех тиар, что царили в мире.
Служители Ану и Бела готовят жаркое,
Предлагают вареную пищу и холодную воду.
Там живет священник и воин,
Пророк и клятвопреступник,
Заклинатели бездн, великие боги,
Живет Этана, и живет Гира,
Эрешкигаль живет там, земли царица:
Дева - писец, Белит - сери перед нею склонилась,
Все, что она записала, читает пред нею.
Очи она подняла, и меня увидала,
И попросила вожатого ее не тревожить”.
Лишь блеснула заря, Гильгамеш открыл покой потаенный,
Стол достал он огромный, что бы сделан из липы,
Медом наполнил сосуд из яшмы,
Маслом сосуд из ляпис - лазури,
Кубки вином, и солнце в тот миг показалось.
Уста Гильгамеш отверзает, говорит Эабани:
“Друг, ни людей не щадит Хубмаба,
Ни младенцев во чреве женщин”.
Уста Эабани отверз, говорит Гильгамешу:
“Друг мой, тот, на кого мы идем, могучий,
Это Хумбаба, тот, на кого мы идем, он страшен!”
Уста Гильгамеш отверзает, говорит Эабани:
“Друг мой, ныне сказал ты правдивое слово”.
