За Унгельтом, если идти от Тынского храма, расположен костел св. Якуба и монастырь миноритов, о которых рассказано много случаев. Печальным героем одного из них стал Ян Вацлав граф Вратислав из Митровиц, который в старые времена был главным канцлером чешского королевства. В память о нем потомки в левом нефе оформили прекрасный памятник, под которым находится семейная усыпальница графов из Митровиц. С самыми большими почестями тут был похоронен первый из них, Ян Вацлав; однако либо врачи поспешили с анализом, либо к несчастью были другие обстоятельства, что смерть графа оказалась мнимой, и это не заметили даже самые опытные доктора. Он пришел в сознание, открыл глаза и руками нащупал крышку гроба. Понял, что его похоронили заживо, в ужасе разломал гроб и старался высвободиться из холодной усыпальницы. Кричал, бил кулаками об холодный камень, но все напрасно. В конце концов граф умер в подземельи от истощения, голода и страха, и только спустя некоторое время, когда хоронили в усыпальницу следующего члена его рода, всплыла правда. Ян Вацлав граф из Митровиц сидел в углу подземной камеры с опущенной головой, крышка гроба лежала невдалеке, и тогда все догадались, что тут произошло и какое тяжелое испытание досталось графу из Митровиц во тьме под памятником, прежде, чем он умер на самом деле.
Чтобы такое несчастье больше не повторялось, было принято решение прокалывать сердце кинжалом каждому умершему из этого рода. С тех пор каждый граф из Митровиц был похоронен с кинжалом в сердце.
* * *
Еще был случай, связанный с костелом св. Якуба. В костеле около Унгельта богатое живописное и резное убранство. Одну из самых красивых росписей написал сам Вацлав Вавринец Райнер, талант которого известен по всей Чехии. На месте живописи Райнера было другое произведение, написанное во время страшной чумы в Праге. Художник тогда приступил к работе потому, что не мог смотреть на боль и мучения, которые за пределами храма встречал на каждом шагу. Каждый день с рассвета он закрывался в костеле и писал до сумерек, которые уже не позволяли продолжать работу. Везде в Старом Месте люди умирали, как мухи, а художник думал только о своем образе: не ел, не пил, от него остались кожа да кости. Тощий, с длинными волосами и усами, стоял он у своей картины и писал так, будто ему была дорога каждая секунда. Чума уже погубила всю его семью, и только сам художник оставался каким-то чудом жив. Но чудо продолжалось только пока он был занят работой. Когда наконец, закончив картину и отложив кисти и краски, он вышел на зараженные улицы, то, говорят, через два дня он умер, как и остальные люди.
* * *
В монастырской хронике есть запись, что когда декоративная отделка храма была почти закончена, к миноритам пришел незнакомый человек и вызвался оформить свод росписью. Сразу бросалось в глаза, что незнакомец проделал долгий путь: одежда его была пыльная и грязная, усталость впечаталась в его лицо глубокими морщинами. Минориты не решались доверить такую важную работу неизвестному человеку, но он разложил перед ними эскизы и рисунки такой небывалой красоты, что у них перехватило дух. Когда же он перечислил, у каких мастеров обучался за границей, руководители ордена посовещались и доверили ему эту работу.
Художник исполнил обещанное: написал на своде и в нишах картины невероятной чистоты и красоты. Художник отказался от оплаты и объяснил, что когда-то был в монастыре св. Якуба монахом, но не жил достойной монаха жизнью и в конце концов сбежал. Странствовал по разным странам, по-всякому добывал себе пропитание. Наконец попал в Италию и увидел там в храмах, костелах такие красивые росписи, что начал и сам учиться живописи. Долго разбирался с законами и правилами новой профессии, когда попал к великим мастерам, и там научился всему, что требовалось.
Он избежал бедности, мог жить вполне неплохо, потому что заказов стало много. Но годы шли, художник старел и с каждым годом тоска по дому возростала, пока не стала нестерпимой. И тогда художник возвратился, чтобы передать все, чему научился, туда, где его мастерство и должно быть - дому.
