Потерчата — души некрещеных детей, болотные огоньки(прим. переводчика)
Потерчата
Дьячиха Евпраксия возилась возле печи. Она злилась. Уже давно перестоял ужин, пора бы и спать ложиться, а дьяка Аверкия все нет. А хозяйке же хуже нет, когда она кого-то ждет к столу, а тот не идет.
- Как будто тебе в болото нырнул! - Сказала дьячиха сама себе и в сердцах подкинула целую охапку дров в печь.
Дрова громко зашипели и начали так трещать, будто там, в печи, кто-то лущил орехи. По окнам, полу и потолку бегали розовые зайчики. За печью застрекотал сверчок, в дом потянуло теплом. Стало светлее и веселее. Большой кот поднялся на лежанке, сначала выгнулся дугой, а потом вытянулся, вздохнул и пошел на руки дьячихи. Здесь он так хорошо начал мурлыкать, что дьячихе аж полегчало на душе. Она засмотрелась на огонь, как он перепрыгивал с одной деревяшки на другую. Словно кто-то цеплял к древу белые, синие, розовые и желтые дрожащие клочки блестящего шелка. Она положила руки на стол, опустила на них голову, вздохнула раз-другой и задремала ...
Ждал дьяка-хозяина и Домовой. Он привык, что и дьяк также, как и сам Домовой, редко отлучался из дома на длительное время. Да еще Домовой любил старого хозяина за то, что тот всегда был весел и говорлив, а когда бывал с чего-то доволен, напевал очень красиво тоненьким голоском, как малый мальчишка, Троическое "Господи помилуй!" - По трижды подряд. "Ишь, звенит, как комарик!" - усмехался тогда Домовой и чувствовал от того большую радость. Теперь же ему было грустно ...
Дьяк Аверкий вышел из дома еще на рассвете в соседнее село на Храм. Уже давно и свечерело, по селу уже во многих домах погасили свет и улеглись спать, а Аверкия не было и не было ...
Домовой вылез на хату и сел на теплый болван. Оттуда его приятно обвевало легким дымом березовых дров и вкусно пахло вечерей. Он осмотрелся, выхватил искру из трубы, зажег люльку и выглядывал дальше.
"А и в самом деле, не нырнул ли он часом в болото?" - Подумал Домовой именно в тот момент, как возле печи то же сказала и дьячиха Евпраксия.
Еще немного посидел на болване, а затем притушил люльку, чтоб не упала какая-нибудь искра на соломенную крышу. Тогда заглянул в болван, исправно ли там горит, и начал слезать с крыши.
Как и всякий порядочный домовой, он долго колебался, выходить из своего двора, или нет? Все же он ждал, что вот-вот дьяк скрипнет калиткой. А тем временем заглянул в собачью будку: не спит ли там Бровко? - Посмотрел, заперла ли Ведьма хлев с коровами; отодвинул ведро со сруба, чтобы оно не упало в колодец. И с каждой минутой Домовой замечал, как у него в сердце нарастает беспокойство за своего хозяина. Тогда решил, что за хозяйство ему нечего беспокоиться, потому что в хате была степенная хозяйка, а во дворе- Бровко, и быстро вышел со двора ...
Стоял поздний подзимок. Ночь была темна, как добрые чернила. Небо было затянуто таким толстым, черным сукном, что сквозь него не проникало ни лучика звезд.
Домовой по-крестьянски надвинул шапку на уши и быстро пошел навстречу хозяину до обширного болота, что было на пути ...
А тем часом дьяк Аверкий, хорошо погулявший на Храмовой службе и немножко подшофе, вышел из другой деревни и подходил уж к болоту с противоположной стороны.
За селом выскочила перед ним из-под ольхи маленькая, как темный комочек, левадная Хуха. Она заметила, что дьяк чуть пьяненький и укатила предупредить потерчат, чтобы те заранее розсветили свои огоньки. Ведь только Потерчата могли показать дяку Аверкию настоящий путь в том недобром месте. Иначе он - пьяный - мог очень легко оступиться с дороги и погрязнуть в болоте.
А дьяк, шатаясь, медленно продвигался вперед. Он намеренно тюкал посошком по твердой, подмерзлой дороге, чтобы услышать, где будет мягкое болото. От нечего делать и чтобы было веселее, он тихонько напевал церковные песенки:
- "Бла-а-ажен му-у-ж, иже не идет на сове-е-т нече-е-сти-вих. Аллилуя, Али ..."
Вдруг дьяк прервал пение, увидев, как перед ним блеснул маленький зеленоватый огонек.
- Свят, свят, свят! - Воскликнул дьяк Аверкий, останавливаясь и протирая глаза. - Не выпил ли я лишней рюмки? Может, допился до зеленого змея? Недаром у меня перед глазами зеленые огни прыгают! ..
Между тем дальше засветился второй огонек, потом третий, четвертый, десятый, двадцатый ... То Потерчата засвечивали свои огоньки и бежали вперед вдоль дороги, чтобы указать дяку Аверкию путь домой. Потерчатки были малюсенькие, совсем голые, с большими, блестящими глазами и торчковатыми синими чубиками на головках. Бежали они живо, только же их маленькие кривые ножки не могли широко ступать, а потому они двигались вперед очень медленно. Тем-то дяку и казалось, что те огоньки тихо ползут над болотом, колеблются, как затронутая главой лампадка в церкви. Он еще видел, как они то подскакивали вверх, то ныряли додолу. Это из-за того, что Потерчата бежали не равным путем, а по трясине и перепрыгивали с кочки на кочку.
От того зрелища у дьяка и хмель весь вышел из головы. По коже покатил мороз, будто кто-то сыпанул ему за воротник ледяной крошки. Шапка полезла с головы, даром что на его блестящей лысине было всего только одиннадцать волос, которые теперь стали дыбом.
"Да это ж меня манит нечистая сила!" - Подумал в испуге дьяк, как думают все люди, когда им случится увидать ночью что-то непонятное, к чему они не привыкли.
Он качнулся набок, подобрав полы длинного кафтана и, не знать чего, метнулся от дороги вправо. Потерчата вдруг увидели, что он сбивается с пути. Испугавшись, что дьяк может погрязнуть в болоте, а тогда они сами - слабосильные - не смогут его оттуда вытащить, они собрались в группу, а затем все двинулись к нему и заступили ему дорогу.
Дьяк Аверкий совсем ополоумел. Не помня себя, он бросился уже влево. Пробежал несколько шагов и вскочил на кочку. Кочка закачалась у него под ногами, но не сильно, потому что немного уже была подмерзлой. Однако он сам сразу заметил, что уже попал в трясину. Полный ужаса, остановился он на той кочке и затаил дыхание. Потерчата подумали, что дьяк рассуждает, как ему идти дальше, и снова побежали на дорогу. А он смотрел на огоньки и размышлял:
"Погибает моя душа! Конец приближается! .." Тогда начал молиться и крестить дрожащей рукой ту невидимую силу, что манила его к себе.
Потерчата не знали, что им делать. Бежала минута за минутой, а дьяк все стоял, как столб, не двигаясь с места. Они снова повернули к нему, стали вокруг и начали петь все вместе. То ихнее пение напоминало шелестенье сухого тростника. Но то не тростник, то пели детеныши-потерчата:
Он, дяче, дяче!
Ти ж сам не бачиш,
Такою пiтьмою
Ступати кудою.
Нас не жахайся,
Нам довiряйся:
Доведем додому
По шляху твердому!..
И снова они начали продвигаться вдоль болота, освещая ему правильный путь.
Однако дьяк их не понял. Он все стоял и дрожал, как лист на осине. Потом ущипнул себя за нос, чтобы убедиться, что он не спит и не бредит.
- Ой, ой! - Воскликнул он громко, так как крепко ущипнулся.
Когда же заметил, что огоньки отходят от него все дальше и дальше, начал успокаиваться.
- Нет, нет! Ты меня не проведешь, бесовское наваждение! - Сказал он сам себе. - Дудки! Я - лицо духовное, в алтаре бываю, а в церкви я - свой человек! .. Ну, конечно, лучше в такую тьму сидеть дома, чем бродить лунатиком или торчать среди болота, как черт. Поэтому недаром же и в Священном Писании сказано, что "блажен муж, иже не идет на совете" ...
И, не окончив своей речи, он потихоньку слез с кочки и осторожно пошел направо. Теперь, бросаясь то в один, то в другой бок, он уже совсем потерял в той темноте направление и направился в самое болото. Только раз чавкнула нога в трясине, и он полетел в ледяную воду вниз головой. Шапка его слетела, гарусов шарф на шее размотался. Дьяк начал барахтаться, но длинные полы ватного кафтана сразу намокли, стали тяжелые, облипали его ноги и не пускали вылезти из болота. В отчаянии он начал отчитывать молитву, поскольку по долгу был он человек богобоязненный, а потом, услышав, что увязает еще больше, вовсю закричал не своим голосом:
- Спасите! Спасайте, кто в Бога верует! Утопаю в болоте, яко фараон гонитель! ..
Тот крик услышал Домовой. Еще издали он увидел, как в том направлении побежали Потерчата с огнецами, и моментально понял, что произошло. Как козел, поскакал он изо всех сил по кочкам. Потом подскочил к погрязшему в болоте дьяку, превратился в старую вербу и протянул ему в руки толстый сук. Дьяк Аверкий ухватился обеими руками за то сучок и начал карабкаться вверх. Между тем Домовой маякнул несколько раз второй ветвью потерчатам, чтобы они быстрее погасили свои огоньки. Он-то видел, что дьяк их очень испугался.
Потихоньку подталкивая своего хозяина из болота, Домовой вывел дьяка на суходол. Здесь он поставил его лицом в направлении дороги, вытащил из болота шапку, незаметно привязал ее к шарфу и прошептал на ухо таким образом, чтобы дьяк подумал, будто то он сам так задумал:
- Иди теперь, Аверкий, прямо и ничего не бойся!
Услышав под собой твердую почву, мокрый, промерзший дьяк, забыв и о своей шапке, вовсю подался вперед. Быстро он заметил край дороги три тополя, стоящие перед селом. Далее углядел на горизонте и белую колокольню церкви, возле которой был его дом.
Теперь он вздохнул с облегчением. Немного было ему страшно, что скажет дьячиха Евпраксия, что он так замешкался и запропал ... Вытащил он из кармана мокрый красный платок, вытер со лба холодный пот. Потом нюхнул табака, чихнул, аж ему искры из глаз посыпались, и подступил к своей калитке.
Домовой заскочил вперед и отворил ему ворота. Потом помог их плотно закрыть, а дьяка пропустил в дом вперед. Здесь опять он закрыл за хозяином дверь, ибо тот сам забыл это сделать: так он был обеспокоен приключением и счастлив, что спасся от беды.
Домовой также радовался, что ему вовремя пришла мысль идти спасать хозяина, ибо в то малом болоте не было ни Водяного, ни Русалок, а малые Потерчата не могли бы сами спасти дьяка. Но, когда дьяк Аверкий стал возле печи перед светом, то Домовой не смог удержаться от хохота. Будто мебель затрещала, так прозвучал его смех.
И было с чего! Дьяк весь был измазанный черной глиной, по всему лицу была размазана тина, выглядел он, словно мокрая курица, а на самом носу налипшая добра куча грязи, висела, как у индюка.
Смех Домового разбудил дьячиху. Она моргнула глазами раз, моргнула второй и подскочила, как ошпаренная.
- Матерь Божья Почаевская! Что же это за марь? - Всплеснула она в ладони. - Аминь, Аминь! Изыди! ..
- Не кричи так громко, старая! - Кротким голосом сказал дьяк. - Это - не марь, это - я, живой и невредимый раб Божий, дьячок Аверкий! - И он покосился, нет ли в руках у дьячихи какого-нибудь коростеля, потому что хорошо знал, что нашкодил. И действительно! В тот же миг она нагнулась под печь и схватила в руку веник.
-Ах, ты такой, сякой, заброда, пьяница! Вот я тебе покажу "раба Божьего"! Посмотрим, будешь ли ты и теперь "невредимый"! - Закричала она.
- Укротись, Евпраксия! - придержал ее дьяк. - Не гневись, не наказывай, дай слово сказать ... Водила меня нечистая сила, хотела в болоте утопить! ..
Но дьячиха не дала ему и окончить.
- Сам ты - нечистая сила! А водила тебя по болоту водка, безбожник! ..
"А все-таки умная женщина моя хозяйка!" - Подумал про себя Домовой.
Но ему жалко было и хорошего дьяка, он незаметно выдернул из дьячихиной руки веник. Потом еще раз громко засмеялся и прыгнул на теплую лежанку к толстому коту.
А дьяк Аверкий, умывшись и переодевшись, еще долго рассказывал дячихе Евпраксии, как его манила зелеными огоньками нечистая сила, как хотела утопить в болоте и испугалась его искренних молитв ...
