…Егор встал. Его дурманила и пьянила возможность, открывшаяся перед ним. Еще бы, выпить стакан самогона на халяву – это всегда вселяло оптимизм в душу деда.
Но едва Егор собрался с духом и налил стакан дармовщинки, в дверь постучали – тихонько так, но настойчиво. Вроде как из налоговой или откуда еще – ну, словом, деду сразу представился человечек, жадно потирающий руки в предвкушении взыскания денег с плательщика.
Дед отставил стакан, машинально отметив, что стол сегодня был непривычно чист, и даже крошки на нем, которые обычно лежали в одном им ведомом порядке, словно захватывая стол во время бурного застолья и демонстрируя пьющим, что стоит им лишь неловко прилечь лицом на стол – и армия этих маленьких песчинок вопьется жадно в их красные от выпитого рожи – даже крошки сегодня отсутствовали.
В дверь постучали снова, и дед словно очнулся от раздумий по поводу крошек. Он поднялся, и его массивное шестидесятикилограммовое тело опытного бойца пошатнулось, ударилось коленом о ножку стола и издало неприличный звук, коим обычно пользовались ежи во время брачных игр (Господи, не дай Боже автору, написавшему это, на самом деле услышать эти звуки!).
Кряхтя и гармонично матерясь, дед потащился к двери. Мимолетно взглянул в окно, надеясь увидеть тень того, кто стоял за дверью.
Тени не было. И одновременно с осознанием этого чудовищного факта деда прошибла холодная дрожь. Отключив кондиционер, он остановился на полпути к двери.
«Вампир? Оборотень? Нет, все же вампир. Но днем? Похоже, он очень силен. Раз вышел на меня, не таясь. А слава обо мне наверняка уже распространена среди нежити. Видать, хочет выпендриться. Нет, голубчик. Ты меня так просто не возьмешь!».
Дед полез в карман за мобильным и не обнаружил того на месте. Зато на своем законном месте была дырка в этом кармане.
«Черт побери!» - захотелось выругаться деду, и он выругался, предварительно ударив по стенке рядом:
- Черт побери!
И, словно в ответ на его призыв, вилы, прислоненные к стенке, начали опасно клониться в его сторону.
Но молниеносная реакция никогда не подводила деда, и он виртуозно навернулся на пол, наступив на сапог, причудливо расположившийся прямо под его ногой.
В дверь уже не стучали. В дверь прямо-таки барабанили кулаками.
- Подождите секундочку, – выпалил дед, лихорадочно пытаясь встать – я еще не одет.
Ответом ему был мощный удар в дверь предположительно тупым и глупым предметом. Это могла быть как голова, так и сапог, ведь жители деревни были совершенно разного склада ума.
Егор схватил со стола серебряную вилку и пригладил свою аккуратно причесанную лысину. Затем медленно, крадучись, стал приближаться к двери, держа оружие наизготове. Стук неожиданно прекратился. Дед замер. Комар на его плече прекратил сосать кровь и прислушался.
«Чует сородича!» - подумал Егор.
«Бззззз-бзззз!» – подумал комар.
И тут в дверь словно ударили тараном. Она покачнулась, петли скрипнули, как суставы семидесятилетнего Буратино (Боже мой…), и творение неизвестного плотника (Иннокентий Павлович Прямых, д. 17, кв. 215) рухнуло к ногам деда, как некогда он сам падал к ногам красивых девушек из его деревни, неизменно вызывая у них этим одновременно состояние легкой эйфории и гнева, ибо был пьян от любви и алкоголя.
Егор подскочил, не глядя метнул вилку в проем хлынувших в избу потоков света и, перекатившись по полу, мастерски ударился головой о край стола…
…Бабка склонилась над Егором, потирая расшибленное о дверь колено. Будучи в молодости лучшей в пионеротряде по гимнастике, она без труда уклонилась от вилки. Но вот уклониться от пылких признаний деда не смогла, и они жили душа в душу уже долгие годы. И, несмотря на все его странности, коих было больше, чем волос в бороде самого Егора, она любила его за ту энергию и мужество, с каким он брался за любое дело, будь то дрова или коньяк. А уж об интимной жизни бабка и не заикалась – в постели дед был прекрасен. Ибо он спал, как пьяный слон, и не мешал ей жить этой самой интимной жизнью у соседа Петровича...
