Мне было девять лет, когда в мою беззаботную жизнь ворвалась беда. В то время мы жили в Молдавии. Так уж случилось, что мамочка наша оказалась главным свидетелем убийства.
Однажды вечером к нам домой пришла мать обвиняемого. Я сидела на печи и хорошо слышала, как она умоляла маму за любые деньги отказаться от показаний. Расстроенная мама не захотела делать этого. Проводив (а вернее, выпроводив) женщину, она слегла — так ей было плохо.
Во второй раз та женщина пришла к нам после суда. Она проклинала маму, а заодно и весь наш род за то, что ее сына приговорили к смертной казни. Отец кое-как вытолкал ее за дверь.
Где-то дней через пять мама заболела. Сначала мы все думали, что она скоро поправится, но время шло, а ей становилось все хуже. Врачи сказали, что у нее образовалась саркома. Отец буквально с ног сбивался в поисках хороших докторов. Случайно ему дали адрес одной ясновидящей карлицы, кажется, она была в нашем городе проездом. И вот он повез маму к ней. И я поехала с ними. Была среда, и карлица сказала, что в женский день она не может общаться с противоположным полом. Если у него есть вопросы, то пусть приходит в четверг, то есть завтра. А маму она приняла.
В комнате было полутемно. На столе стояла икона и горели три восковые свечи. Карлица сидела на сундуке, поджав под себя коротенькие ножки. Мама села на табуретку, а я опустилась на пол у ее ног. Тонким, неприятно дребезжащим голоском карлица спросила:
— Что ты хочешь знать?
Мама ответила:
— Я хочу знать, чем больна, а еще хочу знать, как избавиться от болезни.
— Свою болезнь ты знаешь,— ответила карлица.— Тебя гложет рак, от него-то ты и умрешь.
— Может, ты меня вылечишь?— робко спросила мама.
— Нет, — ответила карлица. — Лечить я не умею, я только могу знать, что было и что будет. Если хочешь, я расскажу, что было и что будет с тобой и с твоей семьей.
Мама кивнула, и карлица начала говорить:
— Ты третья дочь в семье. Вышла замуж в 17 лет. Муж намного тебя старше. Он хороший человек, но ты его не любишь. У тебя есть сын и две дочери. Заболела ты не случайно. Это месть матери, в горе которой есть доля твоей вины. Вашу семью распяли на кресте, вырезав имена на обратной стороне. Тот крест зарыт на кладбище вверх ногами. И то, что случится дальше, поистине ужасно.
Карлица замолчала.
— Говори, — попросила ее мама.
— После твоей смерти умрет твой муж. Через некоторое время, очень скоро, погибнет твой сын — утонет в реке. После его смерти твоя старшая дочь родит сына — своего собственного убийцу. А твоя младшая дочь, которая сидит здесь, в этой комнате, в день своего рождения родит убийцу многих людей. Мозг его будет устроен так, что ему будут доставлять удовольствие страдания других. Зверства его будут лютые, а первой его жертвой станет собака.
В комнате воцарилась жуткая тишина. Я подняла голову и увидела, что лицо мамы белее снега.
— Не я тебя звала, ты сама пришла, а теперь ступайте, головка моя что-то разболелась, — пропищала карлица.
Мама с трудом опустилась на колени:
— Милая, скажи, можно ли исправить все это? Ведь дети мои невиновны. Подскажи, родненькая. Богом прошу!
Карлица помолчала и сказала:
— Я знала такие случаи, когда предупрежденные о несчастье люди, не шли туда, где их поджидала беда, и она их миновала. Но ведь у тебя другой случай. Вряд ли твои дочери захотят убить собственных детей, даже для того, чтобы избежать смерти. Ты сама мать и хорошо это понимаешь.
Когда мы шли к машине, мама сказала:
— Запрещаю тебе об этом говорить отцу. Узнаю — не прощу!
Не представляю, что она говорила папе, но думаю, она его обманула. Спустя месяц после смерти мамы умер отец. После его похорон я рассказала сестре о возможной гибели брата. И она решила не отпускать его с ребятами на речку. Специально заматывала калитку проволокой, чтобы он не смог ее открыть. Но все же он утонул. Даша и я в это время пололи грядки на огороде. Петя убежал к речке, не спросясь. Он перелез через забор.
Прошло время. Даша вышла замуж и родила сына. Когда она его кормила, я все время вспоминала слова, сказанные карлицей: "Твоя старшая дочь родит собственного убийцу..." Нет, говорила я себе в тот момент, если такое и случится, то очень нескоро, ведь он еще маленький. И вообще, все чаще меня посещала мысль, что, возможно, карлица ошиблась, и все будет хорошо. Невозможно было поверить, глядя на ангельское личико малыша, что он станет убийцей собственной матери. Случилось это, когда Мишеньке исполнилось пять лет. Сестра залезла на крышу, чтобы перевернуть лежащие там фрукты (мы их сушили на компот). Когда она стала спускаться, сын ее взял да толкнул лестницу изо всех своих, как оказалось, немаленьких сил. Даша ударилась головой о чугун, который стоял в сторонке и скончалась, не приходя в сознание.
Определив Мишу в детский дом, я решила не испытывать судьбу и уйти в монастырь. Не осуждайте меня за то, что я не взялась воспитывать племянника. Видеть всякий раз убийцу сестры было выше моих сил. А еще я надеялась, что только в монастыре смогу избежать всякого общения с мужчинами и таким образом уйти от злого рока.
Случилось это еще до пострига. Однажды нас с Кларой отправили в город, чтобы закупить ниток и пряжи. Клара так же, как и я, пострига еще не принимала. Она уговорила меня заехать к своей тетке на минутку. Она сказала, что тетка у нее уже старенькая и после пострига вряд ли появится возможность ее повидать.
Дверь нам открыл чернявый парень. Мы спросили его, где тетушка.
Он ответил: "Проходите, она скоро будет".
В доме мы увидели еще двух парней. Клара огляделась и спросила, куда делись тетины ковры и вещи. Парни сказали, что тетя здесь больше не живет. Мы хотели уйти, но нам не дали. В общем, нас с Кларой изнасиловали. Мы с ней решили не говорить об этом настоятельнице, опасаясь, что нас после этого не оставят при монастыре.
Спустя три месяца все узнали, что я беременна. Избавляться от плода было поздно — время упущено. А из монастыря меня, понятное дело, выгнали.
И вот родился он. Родился в день моего рождения, как и предрекала карлица. Когда ему исполнилось три года, он задавил щенка — задушил своими маленькими, но крепкими ручонками. Я в ужасе смотрела на него. Предсказания карлицы сбывались. Моя ненависть к нему росла вместе с ним. "Неужели я родила маньяка-убийцу? — думала я. — Неужели другие матери будут проклинать меня, родившую убийцу?"
Несколько раз я подходила к нему, спящему, с непреодолимым желанием положить подушку на лицо. Но, постояв немного, я уходила в свою комнату, где, нарыдавшись, засыпала и видела один и тот же сон: будто бы я и еще одна старая женщина, сидя за столом, пьем чай.
"Я мать того Адольфа, который убил миллионы людей, — наклоняясь ко мне, шепчет она и затем добавляет: — Адольфа Гитлера!"
Этот сон снился мне примерно каждые три дня. И я стала думать: а не знак ли это свыше?...
