...Никакой реакции. Размытая полумраком фигура даже не шелохнулась, словно намертво прилипла к шершавому серому бетону.
- Выходи говорю! – Фил передернул затвор – лязганье механизма громко раздалось в стылом воздухе. – Ну, я тебя сейчас пошевелю, упрямый!
Он поудобнее приложился к прикладу пулемета, выцеливая фигуру человека.
- Не стреляйте…..- раздался тихий голос.
- Ты кто?! – бросил в полумрак Павел. – Выходи на свет! Руки за голову!
Секунду неизвестный медлил. Затем, осторожно ступая, в освещенное пространство вышел человек.
Невысокий. Руки держал поднятыми на уровне плеч.
- Ближе! Руки не опускать!
Незнакомец осторожно сделал пару шагов.
Шорохов, держа его на прицеле своего АКСУ, ступил навстречу.
Действительно, невысокий – ему до плеча. Одет в легкое темное пальто. Руки в черных кожаных перчатках. Павел усмехнулся – надо же, где он их достал. Совсем новые, еще сверкают темной лакированной кожей. Он таких не видел… уже давно. Если вообще кто-то в здешнем метро носит обыкновенные перчатки, а не от защитного костюма.
Лицо человека выражало искренний испуг и еще что-то, какое-то неподдельное изумление. Павел уже давно не видел у здешних обитателей таких ярко выраженных чувств – все уже давно разучились удивляться чему-либо. На лицах отражалась мрачная сосредоточенность, печать тусклой и порой бессмысленной жизни, которую впору назвать медленным угасанием. Но здесь… На лице этого человека действительно было написано неподдельное удивление, словно бы он видел все окружающее впервые, а не прозябал в этих туннелях уже ближайшие двадцать лет.
На вид ему было лет около сорока – достаточно густые волосы, тронутые у висков серебром седины, зачесаны назад, хорошо выбрит, лицо бледное… У Павла в душе вдруг что-то повернулось – слабый укол тревоги.
Таких лиц в метро быть просто не могло. И волос тоже. Это точно. Двадцать лет под землей – это совсем немалый срок. Без солнечного света, в постоянной полутьме и в условиях повышенного радиационного фона. И то, и другое неизменно оставило свои следы на всех без исключения. Кто-то остался без волос вообще, у кого-то поредела шевелюра – радиация накапливалась в организмах людей. А кожа, не получая в течение длительного времени необходимой дозы ультрафиолета, становилась тонкой и не просто бледной, а с каким-то серым отливом. Наверное, такими всегда рисовали призраков – цвет на грани с бесплотностью.
Но сейчас перед Шороховым стоял совсем другой человек. Павел вдруг понял, что его так смутило и вызвало тревогу – этот человек был нормально одет. Не в грязную, выцветшую одежду, в основном армейские камуфляжи, в цивильную, модную одежду, ладно и добротно сшитую, словно бы купил ее пару часов назад. И конечно лицо - обыкновенного цвета с едва заметным румянцем от стылого воздуха тоннеля.
От осознания этой невероятной истины, Павлу на секунду стало страшно.
Невозможное возможно.
Этот невысокий человек словно бы шагнул из его воспоминаний. Ностальгия, жившая в его голове, материализовалась и вышла из тьмы тоннеля в виде невысокого человека в темном пальто и перчатках.
Зачем?..
Павел нервно сглотнул.
- Кто такой? Откуда следуешь? – голос оказался хриплым.
- Меня зовут Алексей Орловский, - сказал незнакомец и вдруг пожал плечами, словно бы был в замешательстве. – И я тут проездом…
Кажется, Павел от удивления даже приоткрыл рот.
Громко фыркнул Фил.
- Вот только обиженных Богом на голову нам не хватало, - пробормотал Егор.
- Поясни… - Шорохов поудобнее перехватил автомат. Смутное ощущение тревоги не отпускало.
Человек опустил руки и после секундного раздумья сказал:
- Я не знаю, как тут оказался. Утром я как всегда поехал на работу на метро, вышел на Полянке, но потом что-то случилось… Электричество пропало… И я почему-то оказался один.
Он развел руками.
- Я пошел на свет вдалеке… И вот я здесь.
Человек огляделся, с прежним неподдельным удивлением рассматривая бруствер, выложенный из потемневших от времени мешков с песком и смотревший на него из импровизированной бойницы ствол пулемета на сошках.
Незнакомец повел рукой.
- Может, вы мне объясните, что это все значит, молодой человек? Здесь что, снимают кино? Ну, тогда бы могли хотя бы предупредить. Ну, я не знаю – объявления там всякие на входе, да и по громкой связи тоже…
-Да ты что, издеваешься, отец родной?! – рявкнул Егор. Он выскочил из-за бруствера и замер в двух шагах от незнакомца.
Тот невольно сделал шаг назад.
- Какие объявления, мать твою? Какой поезд? Какая работа? Да мы…- он ткнул кулаком в грудь человека. – Мы уже двадцать лет гнием в этих подземельях! Жрем крыс да грибы, скоро сами превратимся в туннельную плесень! И нам, знаешь ли, не до шуток! Или ты это…
Он внимательно посмотрел на незнакомца, слегка склонив голову к плечу.
- Дури хватил, да? И при том конкретно. Видно, хорошие глюки поймал. Не поделишься, а? Где брал то? Наверняка в Ганзе. Там хоть ее и запретили, но это лишь для видимости.
Егор подошел почти вплотную к опешившему человеку, пытаясь заглянуть ему в глаза.
- Чего употреблял-то? «Синий лед»? Или «Потерянный рай»? Говорят, лучше всех вштыривает. А может, уже что-то новенькое вывели? Я слышал, в Ганзе целые подпольные плантации «глючных» грибов, и работают на них дипломированные химики. Эти очкарики что угодно даже из дерьма выведут!
- Простите, но я совершенно не понимаю о чем вы….- пробормотал окончательно сбитый с толку человек.
- Егор, остынь! – Павел тронул товарища за плечо.
- Паха, да ты чего? – тот обернулся. – Так он же нам специально по мозгам ездит, чтобы на станцию пройти и пошлину не платить. Мало ли по метро свихнувшихся бродяг шатается, а мы теперь им благодетели, всех встретим и оприветим?
- Остынь говорю – он потянул Егора за рукав. – Иди лучше чаю заваргань.
-Ага. И скатерть – самобранку накрыть каждому встречному-поперечному.
Однако шагнул за бруствер и загромыхал чайником.
- Интересные вещи ты говоришь, приятель, - над мешками торчала только голова Фила, которую он подпер рукой. – Может, еще чего интересного сболтнешь?
Павел покачал головой, словно соглашаясь с товарищем.
- А это мысль, - сказал он. – Давай к нашему костерку, сказочник. Там и поговорим по душам.
Павел протянул незнакомцу помятую кружку с чаем. Тот взял ее, кивнув в знак благодарности. Осторожно вдохнул поднимающийся над ней пар.
- Что это? – он посмотрел на Шорохова. Печать удивления по-прежнему ясно читалась у него на лице, и даже стала более яркой.
- Никогда не пробовал грибного чая? – хохотнул Фил. Похоже, эта история его забавляла, в отличие от Егора, который демонстративно остался дежурить у пулемета. – Ну, ты конкретный артист, дружище!
- Посмотрел бы я на вас на моем месте, - парировал незнакомец, грея руки о горячую кружку.
- Да мне и на своем неплохо, – Фил хлебнул чая.
Павел не разделял ни иронии Фила, на раздражения Егора. Тревога не улеглась, она по-прежнему плескалась на донышке души. В сознании медленно зрела мысль – сегодня случилось то, что перевернуло его жизнь. Окончательно и навсегда.
- А как вас по имени-отчеству? – Павел протянул незнакомцу пару галет.
- Алексей Владимирович.
- А я Павел, - Шорохов протянул ему руку. – Будем знакомы. Павел Шорохов.
- Очень приятно, - Орловский осторожно прихлебнул чаю и скривился – вкус был еще тот.
- Паспорт есть?
- Конечно! – Алексей Владимирович протянул Павлу документ в темной кожаной обложке.
«Орловский Алексей Владимирович» - прочитал он. – «Зарегистрирован: Москва, Казачий переулок, дом 223, кв. 17»
Шорохов перелистнул страницу. Так, дата рождения….
«20 апреля 1948 года. Место рождения: Москва»
Павел моргнул – верилось с трудом. Вернее, вообще не верилось. То есть сейчас этому человеку было восемьдесят пять лет. Возраст для Метро не то, чтобы солидный, а просто немыслимый!
Люди в метро никогда не выглядели на свой возраст – опять все та же радиация, просачивающаяся с поверхности. И спрашивать о возрасте, было как-то не принято. Если нужно было это узнать, просто смотрели в документы, где так же стояли печати о принадлежности к той или иной станции - учет населения велся на каждой, где существовал хоть какой-то порядок и организация. Строгий учет людских ресурсов напрямую влиял на степень потребления ресурсов пищевых, это понимал каждый подросток. Павел также прекрасно знал, что возраст в пятьдесят с лишним лет считался уже преклонным. Он даже усмехнулся – правда, таковых «долгожителей» было весьма мало, и выглядели они дряхлыми стариками. Скудная пища, отсутствие нормального света и воздуха, постоянно повышенный радиационный фон в конце-концов делали свое дело, превращая в развалину еще в принципе не старого человека. Но здесь же…
Шорохов даже не знал что и думать.
Он хлебнул чаю и посмотрел на этого странного человека. Тот грел руки о горячую кружку, не притрагиваясь к чаю - вкус, видимо, ему не слишком понравился.
- Алексей Владимирович, а сколько вам лет? – Павел постарался, чтобы голос звучал буднично.
- Пятьдесят четыре, - спокойно ответил тот и пожал плечами. – Это имеет сейчас какое-то значение?
Шорохов постарался, чтобы на его лице не отразилась та гамма чувств, что вдруг полыхнула в душе. Похоже, этот тип действительно решил сыграть под дурака. Только вот смысл этой комедии был неясен. Вернее, его не было вовсе. И за такую самодеятельность на некоторых станциях могли попросту отвести в тупиковую сбойку тоннеля и пустить пулю в голову.
Фил опять фыркнул:
- Ты, похоже, нашел колодец с живой водой, дружок?
Орловский посмотрел на него с еще большим недоумением и даже с каким-то злым раздражением. Хотел что-то сказать в ответ, но вопрос Павла опередил его:
- Станция приписки?
- Я не понимаю о чем вы, молодой человек….
- Может, хватит играть в идиота? – Павел наклонился ближе к огню костерка и в упор посмотрел в лицо путнику.- На какой станции метро вы зарегистрированы?
Тот удивленно вскинул брови.
- С каких это пор в метро стали регистрировать?
«А может он действительно больной на голову?» - вдруг подумал Павел – «Ну мало ли в метро убогих ходят, не помнящих ни себя, ни родины?»
Однако эта мысль почему-то не приносила ни ясности, ни успокоения.
Павел опять открыл паспорт на нужной странице. Никаких отметок станционных миграционных служб не было. Да и сам документ был какой- то странный… Шорохов вдруг понял – паспорт просто был чистый и аккуратный, не чета тем замызганным, засаленным и вымазанным непонятно чем «личным документам», которые водились у каждого в метро. И фотография – четкая, аккуратно заламинированная прозрачной пленкой, вместо размытой, просто наклеенной канцелярским клеем.
- А ну, Фил, обыщи нашего непонятливого друга, - Павел встал с мешка с песком.
- Один момент! – Фил тут же оказался рядом – Руки подними, дружище!
- По какому праву…- начал было Орловский, но руки поднял.
Фил быстро обыскал его, вываливая в пустой цинк из-под патронов содержимое карманов: бумажник, расческа, блестящая авторучка, носовой платок…
- Ну надо же… – в руках у него оказался мобильный телефон-«раскладушка». – Это что же, мобильник что ли? Ни фига себе! Мне про них отец рассказывал…
Он с неподдельным изумлением уставился на черную коробочку телефона, экран которого светился ровным, синим светом.
Павел взял у него телефон – сверкающий, ни царапины. На экране мигала надпись: «Сеть отсутствует».
«Сплошная вереница загадок» - подумал он.
- Вот еще, - Фил протянул ему бело-синий картонный прямоугольник. – Что это?
Это был билет в метро – так же новый, даже непомятый. С одной стороны стилизованное изображение метропоезда и надпись «Московский метрополитен», с другой – номер и правила использования. И еще дата – 8 сентября 2002 года.
Взгляд Павла застыл на этой короткой надписи.
Он опять ощутил легкий укол ностальгии – в руках его была вещь из прошлого, того самого, что кануло безвозвратно в темную реку времени. Или в огненный вихрь ядерного апокалипсиса.
- Это билет для проезда в метро, - запоздало ответил он на вопрос Фила.
Поднял глаза на Орловского. Тот теперь смотрел даже с вызовом.
Какая-то смутная догадка шевельнулась в сознании Шорохова, настолько необычная, что он усилием воли загнал ее в угол сознания.
- Вы по этому билету спустились в метро? – он протянул картонный прямоугольник.
- Да! И что? – Орловский оказался раздражен не на шутку. – Что вы тут устраиваете, молодой человек? Что за обыски и игры в войну? И это все…
Он обвел рукой вокруг – сложенный из мешков с песком бруствер блокпоста с установленным на нем пулеметом, фигуру Фила с «калашом» через плечо, мерцавший небольшим пламенем костер….
- Что это? Что вообще здесь происходит?
- Скажите, когда вы спустились в метро? – Павел говорил медленно и глухо, слова срывались, словно пудовые гири.
- Сегодня!
- Сегодня – это когда? – Шорохов не отрывал взгляда от возмущенного лица незадачливого путника.
- 8 сентября 2002 года!
Молчание разлилось вокруг как густой сироп.
Немая сцена. Минута вдруг растянулась в вечность…
Попытка понять непостижимое и невозможное…
Даже Фил замер, не веря своим ушам. Егор, наблюдавший эту сцену со стороны, прилип к брустверу.
Орловский нервно посмотрел по сторонам.
- Что… Что случилось?
Павел, наконец, выдохнул.
- Алексей Владимирович, как вы думаете, какой сейчас год?- смутная догадка вырвалась из закоулков сознания и обрела право на существование.
Орловский смотрел на него, не в силах что-либо сказать.
- Две тысячи второй…- наконец сказал он настолько тихо, словно бы боялся этих слов.
- Добро пожаловать в будущее, - Павел даже кивнул головой.
- Ну и дела, - усмехнулся Егор. – Ведь кому скажу - за дурака примут….
Какая-то нервная гримаса исказила лицо человека - смесь испуга с полнейшим непониманием. Он опять оглядел освещенные неверным, трепещущим пламенем костра фигуры охранников.
- Что вы хотите сказать?.. – неуверенно начал он.
- Сейчас две тысячи тридцать третий год, - сказал Павел. – И, похоже, на работу вы теперь точно не попадете.
