…Егор несся вперед по деревенской дороге сломя голову и ноги. Батюшка еле поспевал за ним, придерживая рукой шапку, честь и достоинство.
Завернув на двор Петровича, Егор сходу кинул на землю кусок мела:
- Черти круг, Порфирьич! Быстрей! –
Батюшка кинулся оземь, ударился ясным соколом, сизым голубем, головой, плечом и запястьем, матернулся, подскочил, матернулся, нагнулся, матернулся, схватил мел, сдержался и начал чертить круг.
Зверь догонял. Егор понял, что надо отвлечь животное и быстро извлек из сумки на боку флягу со спиртом. Отхлебнув немного, он приободрился, наполнился энергией жизни и бодростью нового дня, и вообще понял, что батюшка налил ему во флягу актимель вместо водки.
Но делать было нечего, и Егор запел. Его мощный голос, переливаясь оттенками, октавами и хрипом, разнесся по деревне, и зверюга в изумлении остановилась.
Тем временем батюшка дочертил круг, раскинул руки в стороны и крикнул Егору:
- Я начинаю читать! –
Егор отрывисто бросил через плечо:
- Давай! –
- Бара бара бара, - голос батюшки набирал мощность, - бере бере бере, - батюшка расходился, - бара бара бара, бере бере бара боре! -
Егору был смутно знаком мотив этого заклятья, но он решил отложить воспоминания на более безопасный период своей жизни.
Зверь тем временем опомнился и яростно смотрел прямо на батюшку. Его нечесаные космы свисали с головы, грудь была покрыта шерстью, а глаза были налиты кровью. Таким батюшку не видел даже Егор. Впрочем, надо было что-то делать.
- Порфирьич, меняй тему! - в голосе Егора послышалось отчаяние, но батюшке, видимо, послышалось нечто иное.
- Носа, носа, а си во се ми мата! Ай, си йоу ти пего, ай ай, си йоу ти пего! – нараспев начал читать он.
Зверь двинулся на батюшку. Егор двинулся на зверя. Батюшка слегка двинулся умом.
Положение обострилось донельзя. Но тут произошло нечто.
Страшный рев раздался со стороны избы Ильинишны. Изба задрожала, дверь распахнулась, и взорам присутствующих предстала Ильинишна.
Дед всегда отмечал ее необыкновенную красоту. Но теперь, в ярости, она показалась ему еще более прелестной, и он немедля захотел совершить ради нее подвиг. Бросившись к ней, он крикнул:
- Берегись, Ильинишна! Я защищу… Защитю… Защитяю… Защищачу тебя от зверя! –
В едином порыве их взоры встретились, их нервы всколыхнулись, их сердца слились, и Егор получил по голове сковородой.
- Егор! – батюшка охнул.
- Скотина! – грохнула Ильинишна.
- Воды! – прохрипел Егор…
…Зверюга ты окаянная! Пьянь ты недоумная! Что же ты людей то по деревне гоняешь невинных! - Ильинишна стояла на месте и громко орала на пьяного Василия. Тот чесал свою заросшую волосами грудь и что-то мычал. Батюшка тащил Егора по дороге под подмышки и что-то причитал.
А где-то на закате, в лучах уходящего солнца, тонко и отрывисто выводил свою прелестную песнь соловей, словно играя своим голосом, словно красуясь перед березками и осинками, а мужики под деревом, словно красуясь перед друг другом, тонко и отрывисто, словно играя, наливали самогоночку в стаканы, и она сверкала в лучах по-прежнему заходящего солнца, озаряя свои светом и теплом души окружавших ее трактористов и крестьян…
