…Егор сидел на собственной лавке в собственной избе и постукивал по собственному столу собственным пальцем. Он не был собственником, но осознание того, что все это деревянное великолепие принадлежит именно ему, вселяло в его сердце непередаваемое ощущение умиротворения.
Батюшка был в ударе:
-Нет, нам определенно нужно название! Вот был же когда-то там давно, в каком-то веке, к примеру, Орден Тамплиеров! Все ведьмы его знали и боялись! А нас – нас кто боится!?
Егор посмотрел на комара на столе. Тот посмотрел на Егора.
- Вот и лезет нечисть отовсюду, – продолжал батюшка, размахивая руками, и временами Егору казалось, что батюшка танцует. Но тот все не унимался:
- Лезет и не боится! Не знает нас или знает, но не придает значения! Подумаешь, какой-то старый хрыч и святой отец!
Егор поднял глаза и посмотрел на батюшку столь проникновенно, что тот поспешил запахнуть декольте своей рясы и покраснел.
- Батюшка, скажи мне, – проникновенно сказал Егор, и батюшка присел на лавку, на всякий случай прикрыв от опасности муху задней частью своего тела, – скажи честно, как на духу или в интернет-форуме – ты имбицил?
Батюшка охнул, покраснел, ахнул, пожелтел, крякнул и, изобразив последний из цветов светофора, поспешно ответил:
- Егор, ты что?! Да как ты посмел! Нет, я не из этих! Как можно?! –
- Батюшка, ты точно имбицилл, – произнес Егор и, молча улыбнувшись, неспеша перевел взгляд на печь, где в огне плясали свое огненное фламенко искры пламени и, будто зная, что они сейчас в центре внимания, создавали причудливые формы и очертания, будто пришедшие из старинных сказок и легенд, что передавали друг другу за костром еще далекие предки Егора…
- Ты чего, Егор?! Мы же с тобой в одну баню ходим! – в голосе батюшки слышались отчаяние и гордость за свою новую баню одновременно.
- Вот именно! Только я человек неглупый, а ты как был д*билом, так им и остался! – Егор смотрел на батюшку в упор, и тот попытался спрятаться от него за солидных размеров кувшином кваса. Егор отодвинул кувшин и вновь посмотрел на батюшку. Батюшка поспешил вернуть кувшин на прежнее место. Егор наклонил стол вправо, и кувшин медленно поехал к краю стола, эротично обнажая оголенное лицо батюшки. Батюшка схватил стол со своей стороны и наклонил его влево. Кувшин поехал в другую сторону, заслоняя собой всю эротику.
В этот момент снаружи послышался страшный грохот и шум. Затем кто-то громко крикнул: «Скотина!», и все стихло.
Батюшка, дед и стол в их руках застыли.
- Что это было, Егор? – осторожно спросил батюшка, ставя свою сторону стола на место.
- Я не знаю, Порфирьич, - напряженно ответил Егор, в свою очередь возвращая стол на законное место.
Стол не испытывал желания общаться после пережитого и поэтому занял свое место молча.
Егор с батюшкой переглянулись и, не сговариваясь, не сговорились. Молчание повисло в избе.
Наконец, Егор не выдержал.
- Надо проверить, что там произошло, - начал он.
- Погоди! Не ходи! Это как в западных фильмах: сперва мы разделимся, а затем чудовище уничтожит нас поодиночке! – батюшка сейчас был похож на испуганную, прелестную молодую девушку с бородой.
Егор остановился. В словах батюшки был здравый смысл, но оставленный снаружи новый топор был слишком дорог деду.
- Нет! Это мой долг, Порфирьич! Уйди с дороги! – и с этими словами Егор решительно направился к двери и вышел прямо в нее. Батюшка, и не думавший вставать у деда на дороге, метнулся за ним следом…
…Снаружи творился настоящий хаос. Будто ураган (Сэнди) прошелся здесь, оставив вокруг поломанные доски и разбросанные повсюду предметы деревенского обихода.
- Егор, ты бы хоть раз убрался по-человечески, – укоризненно произнес батюшка, - а то вон та пила уже третий месяц здесь ржавеет.
- Не геройское это дело – убираться, - гордо ответил дед, и в его словах слышались самоуверенность и отсутствие всякого уважения к труду бабки.
- Смотри, Егор, – батюшка указал на туалет, - туалет!
- Спасибо тебе, Порфирьич! Я-то раньше думал, что это консерватория! – зло выпалил дед, поворачиваясь к туалету.
И онемел.
Посреди двора, величественно возвышаясь над травой, стоял деревянный унитаз. Его бока грозно высились столпами, его бачок казался неприступным, а сиденье зловеще зияло непросветной мглой. Привычных стен вокруг унитаза не было. Как и двери. Но самое страшное - все содержимое деревянного девайса почему то было вылито на землю вокруг.
- Вот д*рьмо… - прошептал дед.
- Ага… Оно самое… - поддержал диалог батюшка.
И тут, в полной тишине, позади них раздался шорох.
Не мигая, Егор посмотрел на батюшку. Тот, будучи не столь уравновешенным человеком, мигнул в ответ.
Они медленно повернулись…
…Сзади стояло нечто огромное, лохматое и похожее на Егорову супругу с утра. Оно качнулось и произнесло:
-Бурваорвава!
- Д*рьмомонстр! – бешено взорал батюшка и мгновенно, будто мобильный телефон, отключился.
Егор с секунду постоял неподвижно, а затем рухнул на колени, чтобы, через секунд пять, отключиться, монотонно повторяя:
- Г*внозверь… Г*внозверь…
…Бабка тащила обоих в избу – отпаивать чаем и самогоном. И в ее светлой, не замутненной философскими рассуждениями Аристотеля или математическими формулами Гаусса, поэмами Шекспира и творчеством Гегеля, голове мелькала лишь одна мысль: «Вот пробудится старый хрен, я ему устрою! Свет в туалете не починил, так еще и капкан на медведя поставил! П*дла этакая!»
А на окраине деревни, в сумеречном лесу, полном таинственных звуков и шорохов, печально выводил свои трели сверчок, будто оплакивая несовершенство этого прекрасного, но жестокого мира, в котором обычный сверчок из бедной семьи не мог позволить себе даже приличного куста, в котором можно было бы спокойно петь о прекрасном…
